в темно-зеленой рубашке с длинными рукавами и в жилете в агрессивную клетку, а отец в заношенных брюках цвета хаки, черных кроссовках, которые выдавал за туфли, и старой рубашке с обвисшим воротником — явно одной из тех, которые он разжаловал в повседневную одежду вместо того, чтобы просто выбросить.

— Видела бы ты, как мы сюда добирались, — вздохнула Гейл, приглаживая крашеную челку клюквенного цвета. — На нас наверняка все пальцем показывали.

— Ты имеешь в виду, потому что на улице почти тридцать градусов? — спросила Орла, оглядывая ее жилет.

На самом деле она понимала, о чем говорит мать. Орла происходила из Миффлина в Пенсильвании — городка, расположенного на одинаковом расстоянии от Нью-Йорка и Филадельфии; ребенком она ездила на экскурсии в зоопарки в оба города. До восьмидесятых годов Миффлин представлял собой поля, принадлежавшие находившимся вдоль шоссе фермам, а затем его заполонили жители вроде семьи Орлы и быстро понастроили облицованные винилом хибары. Их район, с тротуарами и молодыми деревьями, имел высокопарное название, красовавшееся на бетонной коробке у поворота шоссе: Укромные Пруды. (Один полубойфренд, которого Орла как-то привела домой из города, постоял у подъездной дорожки, оглядывая низкую траву и покрытую щебнем дорогу, и изрек: «А эти самые пруды чертовски здорово спрятаны».) И все же родители Орлы притворялись, что не имеют ничего общего с пригородом. Они изображали из себя людей, работающих на земле. Гейл весь год повсюду расхаживала в резиновых сапогах и носила одежду, заказанную по каталогу с дикой уткой на обложке. Отец так усердно копошился на лужайке размером в пол-акра с четырьмя кустами помидоров, словно это была его работа. «Сегодня заморозки», — с грустью говорил он, сертифицированный аудитор, на протяжении всего детства Орлы, как будто они голодали. Гейл обычно звала дочь в дом со двора, звоня в большой колокольчик, который прибила около задней двери. «Шесть часов, пора ужинать!» — кричала она. Дети в соседних дворах замирали с мячами в руках и, моргая, смотрели на Орлу. «Зачем она это делает?» — спросила как-то одна из девочек, когда они с Орлой распутывали волосы своих Барби. «Чтобы я знала, который час», — ответила Орла. Девочка указала на отделенное кипарисовой аллеей здание банка в конце квартала. На табло, висевшем на передней стене, мигали высокие красные цифры 6:01. «Все остальные узнают время там», — заметила она.

Загрузив в холодильник куриную грудку, Гейл оглядела квартиру, обратив внимание на стопку сложенных картонных коробок возле двери.

— Что это такое? — поинтересовалась она.

Орла налила родителям по стакану воды. Отец достал носовой платок, окунул его в воду и протер лысеющую голову.

— Не знаю, — ответила Орла. — Они принадлежат моей соседке.

Флосс беззвучно сидела в своей комнате, даже ее телефон не решался звонить.

Гейл отогнула клапан на одной коробке, пытаясь прочитать этикетку.

— Мама, — прошипела Орла. — Я же сказала, это не мое.

— Я просто проверяю, — проговорила Гейл. — Ты ведь не шопоголик, правда?

— Нет, мама, — заверила Орла.

— Помнишь, как тетя Диана дарила нам всякие странные вещи? Твоему отцу еще досталась жаровня для индейки.

— А что, мне она нравилась, — безучастно произнес Джерри.

— А тебе серьги с черным жемчугом, — сурово произнесла Гейл, — но жемчуг оказался искусственным.

— Я не шопоголик, мама. — Орла начала лихорадочно соображать, стараясь вспомнить поблизости недорогой ресторан без изысков, где подают нормальный хлеб, а не оливковый и не фокаччу. Иначе мама обязательно насмешливо произнесет: «Красиво жить не запретишь!»

— Я к тому, что у тебя дурная наследственность, вот и все, — фыркнула Гейл.

* * *

Спустя десять минут официантка поставила на стол корзинку с хлебом, и Гейл произнесла:

— Красиво жить не запретишь.

Орла вздохнула.

— Это всего лишь булочки.

Гейл указала на плошку рядом с корзинкой, где вместо кубиков сливочного масла оказалось оливковое масло с травами, чтобы макать в него хлеб.

— Как твоя работа? — спросил Джерри у Орлы. — Есть интересные темы?

Отец не имел представления, о чем пишет Орла, и их обоих это устраивало. Он мог говорить коллегам, что Орла «освещает культурные события». Слава богу, он не видел постов вроде «Где найти пикантные джинсовые шортики, как у этой светской львицы».

Гейл, которой нравилось делиться в «Фейсбуке» постами Орлы, замахала на него салфеткой.

— Джерри, это только для девочек, — сказала она, словно речь шла о прокладках. — С тобой ей неудобно это обсуждать. — Мать отщипнула кусочек хлеба. — Кстати говоря, — сменила она тему. — Угадай, кого я видела на днях. Кэтрин. И Дэнни.

У Орлы дрогнуло сердце. Она стала усиленно жевать и, когда обрела голос, спросила:

— И как они?

— Если честно, они кажутся ужасно несчастными, — последовал ответ.

Орла почувствовала, как пошла красными пятнами, и молилась, чтобы Гейл этого не заметила. Она никогда не имела понятия, ни тогда, ни сейчас, много ли мать знает о том времени. Или о нынешнем.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась она. — С чего ты так решила?

Мать не успела ответить: Джерри столкнул локтем вилку со стола и беспомощно взглянул на жену. Вместо того чтобы знаком позвать официантку, Гейл встала, подошла к сервировочной стойке и взяла оттуда новый набор приборов.

— Ну, — произнесла она, разворачивая столовые приборы для Джерри, — они устроили сцену в ресторане. Может, в таких местах это и было бы в порядке вещей… — Она выразительно посмотрела на двух державшихся за руки мужчин за угловым столиком. — Они разругались, и она…

— Что? — Орла даже подпрыгнула, забыв, что нужно изображать равнодушие.

— Она закричала, — продолжила Гейл, — во весь голос.

— Кэтрин вышла из себя? — Орла представила Кэтрин, с ее тугой французской косой, Кэтрин, которая всегда дергала Орлу за рукав, как только они приходили на вечеринку, и скулила: «Пойдем, сейчас копы приедут».

— Очевидно, она хотела, чтобы Дэнни произнес вместе с ней молитву перед трапезой, а он отказывался, — предположила Гейл.

Джерри, не поднимая глаз, усмехнулся.

Когда Орла в последний раз забредала на страницы Кэтрин в соцсетях, она заметила, что та ударилась в религию. Во внутренних монологах Орла использовала именно это слово — «забредала», поскольку оно имело оттенок случайности; будто бы она нечаянно наткнулась на аккаунт бывшей подруги, когда в полутьме, посасывая ложку от мороженого, шерстила все сайты с информацией о Дэнни. Теперь она вспомнила фотографию заката в «Инстаграме», сделанную с заднего двора дома Дэнни и Кэтрин, расположенного всего в нескольких километрах от дома ее родителей, и подпись: «Когда видишь такую красоту, невольно благодаришь Его за этот прекрасный мир. #nofilter».

Внимательно глядя на Орлу, Гейл добавила:

— Когда он ее успокаивал, то сказал: «Вот почему я больше не могу жить с тобой».

У Орлы зачесались пальцы. Нужно