повернулся ко мне и кивнул. Я щелкнул пальцами и послушный моей воле огонь моментально взревел, пожирая сухое дерево, взвился на пару метров вверх, разом поглотив тело старого минотавра и источая невообразимый жар.

Мудрый отец Актеона погиб в схватке с циклопами. Как я понял, изначальной целью рейда в Лабиринт были подземные залежи ливинстона. Когда враги ворвались в здание Совета, перебив охрану, именно Совет, возглавляемый Агатоном, встал на пути захватчиков. Не обладающие магией Старейшины, не дрогнув, перегородили единственный проход на нижние ярусы, однако силы оказались слишком неравны. Из пяти Старейшин чудом уцелел лишь один. Лишился правой руки, получил магический ожог всего тонкого тела, но смог выжить, несмотря на общее крайнее истощение и большую потерю крови. А вот отцу Актеона не повезло. Удар магической дубины не оставил ему шансов. Мы опоздали буквально на несколько минут.

Магическое пламя полыхало минут пятнадцать, однако этого вполне хватило, чтобы превратить останки мудрого и сильного минотавра в пепел. Даже кости не выдержали и рассыпались в прах. Вообще, подобный способ погребения был у рогатых не в ходу — не так-то просто в горах набрать нужное количество дров. Подобной чести удостаивались лишь самые храбрые и достойные. Агатон явно заслужил такое право.

Налетевший ветер подхватил пепел и через несколько мгновений развеял его над городом. Единственное, что напоминало о погребальном костре это черное разгоряченное пятно на камне, которое очень скоро остынет, а дождь смоет остатки золы.

— Знаешь, друг Димитр. Когда я умру… Точнее когда мы умрем — хотел бы я, чтобы мои похороны были столь же…

Я попытался подобрать правильное слово.

Красивыми. Не надо искать подходящих слов, Милан. Красота всегда проста. Но ты прав. Это действительно было красиво.

Актеон подошел ко мне. Я посмотрел ему в глаза, положил руку на плечо. Открыл было рот, но он меня опередил:

— Не надо, Муилан. У нас, муинотавров, другое отношение к смерти. Отец уумер, защищая то, что было емуу дорого. Это очень достойная смерть. А значит, и жизнь прожита не зря. Мы не скорбим по уушедшим — мы гордимся ими.

За победу в Лабиринте пришлось заплатить дорогую цену. Безвозвратные потери составили семьдесят пять минотавров. Раненых, способных со временем вернуться в строй — еще примерно столько же. Актеон решил оставить их в городе. Здесь им окажут куда лучшую помощь, чем на передовой. Зная, какими познаниями во врачевании владеют рогатые затворники, мне и в голову не пришло возражать против подобного решения.

Мелкие ранения были практически у всех, но на боеспособности и боевом духе раненых это никак не сказалось. Наоборот, как и предсказывал Парис — рогатые рвались в бой, особенно после увиденного на улицах города. Спартанцы, не знаю уж, в горячке боя или специально, с гражданскими особо не церемонились, поэтому то тут, то там попадались тела подростков и женщин. Глядя на это, ладони рогатых воинов лишь сильнее сжимали рукояти верных лабрисов.

— Что муы будем делать?

Я задумался:

— Оставь воинов. Слишком большую роль в войске они не сыграют, а здесь, в Лабиринте, если враг задумает повторить набег, то смогут продержаться достаточно долго. узкий Мраморный проход не позволит атаковать большими силами. А мы возвращаемся обратно. Сдается мне, что за время нашего отсутствия там могло произойти что угодно.

— Если сюда придет муаг или циклопы — муои воины не смогут им противостоять. У них есть лишь сталь и храбрость.

— Поэтому Богомол и Алекса тоже остаются.

Однорогий прижал руку к груди и пошел отдавать указания. Я же пошел искать Приближенных, заранее предвкушая, в какой «восторг» от моего приказа придет Богомол…

* * *

Несмотря на не самый почтенный возраст, а Плинию еще не было и тридцати, зарабатывающий на жизнь строительством домов парень мог с уверенностью говорить, что повидал в жизни всякое. Причем это всякое в основном было с безрадостным оттенком.

Его отец всю жизнь был рыбаком, которому, чтобы прокормить семью, приходилось безвылазно торчать в море. Мать часто упрашивала его побольше времени проводить с детьми и не рисковать понапрасну, но он не слушал. За что однажды и поплатился, не успев вернуться на берег до того момента, как внезапно налетевший шторм перевернул его лодку.

Смерть мужа сильно подкосила маму, но она не сломалась. Сумела перебороть горе ради Плиния и его младшей сестренки. Работала где только получится, чтобы накормить два голодных рта. И ей это удалось. А когда Плинию исполнилось четырнадцать, он смог напроситься в ученики к одному из городских мастеров, взвалив на себя бремя заботы о семье и тем самым отправив сильно сдавшую мать на покой.

Но ничто не проходит бесследно. Подхваченная в одной из городских каменоломен много лет назад пневмония нанесла коварный удар много лет спустя. Мама очень сильно заболела и угасала прямо на глазах. На хорошего врача денег не хватало. Впрочем, все, к кому он смог попасть, в один голос твердили, что случай безнадежный и женщина обречена медленно и мучительно умирать, по чуть чуть выплевывая собственные легкие.

Во всех храмах жрецы, как под копирку, твердили одно и то же. «Твоя мать так прожила свою жизнь. Будь ей благодарен и прими это, как испытание богов». Но парня такой ответ решительно не устраивал. Он был безмерно благодарен маме, но не желал мириться с ее мучениями.

И в тот момент, когда он в своем отчаянии уже приблизился у непоправимому шагу — прекратить ее мучения самостоятельно, Плиний случайно услышал о новой вере, чьи адепты обосновались в бывшем храме Ареса. Ухватившись за эту идею как за спасительную соломинку, он помчался туда. Молодой жрец, вопреки его опасениям, внимательно выслушал рассказ и не стал затягивать ту же песню про «испытание богов».

— Помолись за судьбу своей матери перед алтарем. И если ты действительно жаждешь облегчить ее участь — тебя услышат.

И ведь услышали! Уже на следующий день утром Плиний понял, что впервые за много дней хорошенько выспался — его не будили среди ночи полные боли крики мамы. А на следующую ночь она умерла. Тихо и спокойно, без боли, во сне.

И вот теперь, когда у него появился шанс отплатить Правителю за добро, отплатить по мере возможности, без вечных «принеси подношение, или тебя не услышат» — на пороге храма появились боги. Те самые, кто оказался глух и слеп к его мольбам.

Они стояли возле входа. Сильные, красивые, источающие неподвластную обычным смертным мощь. Плиний сразу же узнал Афину, Посейдона, Аполлона, Артемиду. Лишь Диониса признал