— Да как-то времени не было, — оправдываюсь. Действительно, у меня вылетело из головы, что дочка барона уже в столице. Так бы совместили прогулку с ней и Машей, а сейчас уже и некогда развлекаться еще и с Настей. Теперь надо разбираться с московской пропиской и исходящими из нее преимуществами и проблемами. — А ты здесь с кем?

— С отцом, — вздыхает Настя. — Он недавно приехал по вызову Царя.

— Вот оно как, — я ищу взглядом барона, но его нигде не видно. Вот бы так и оставалось. Лучше нам с Горнорудовым не встречаться, а то он испытывает ко мне слишком горячие эмоции. Наш конфликт затих, и хоть «Рабис» я всё еще получаю, спасибо придиркам надзорных служб, но размораживать тихую войну точно не в моих интересах. — А Жанна Валерьевна?

— Мама не захотела ехать, — сообщает рыжая барышня и поправляется: — Точнее, не смогла. У нее легкое недомогание.

Хе, недомогание? А Целители ей на что? Похоже, баронесса решила соскочить с царской аудиенции. Хм, интересно, как Царь относится к тому, что Жанна насильно забрала к себе тело бедной девушки, да и вообще владеет знанием о фактическом бессмертии. Думаю, отношения у баронессы с государем далеко не простые.

— Поздравляю, Даня! — к нам подходит группа молодых аристократов во главе с Машей Морозовой. Княжна хитро улыбается. — Мне уже рассказали, что ты смог удивить всех на церемонии…О, Настя, уже общаешься с нашим героем дня?

— Да, я успела первой, — усмехается рыжая оборотница, чуть ли не показывая княжне язык.

Девушки скрещиваются взглядами, а я в это время здороваюсь с друзьями Маши. Это всё та же несменная компания: подруги-княжны Лопухина Настя и Меньшикова Лиля, а также их кавалеры княжич Урусов Михаил и графский сын Демидов Павел.

Причем Меньшикова демонстративно поднимает руку ладонью вниз. Настаивает на «джентельменском приветствии». Ну да, ладно. С нас не убудет.

— Надо же, мне целует руку столичный франт, — весело улыбается Лилия, когда я почмокал протянутые пальчики княжны.

Рыжая Настя с Машей теперь обе колко смотрят на Меньшикову.

— Ну, Лиля, — качает головой Морозова.

— Что? — удивляется Лилия. — Москва — это метрополия. Столичный дворянин считается более завидным женихом, чем какой-то пермский или тагильский.

— Лиль, прекращай выдумывать, — отмахивается Морозова. — Данила еще не закончил школу. Рано ему думать о женитьбе. И не вздумай искать ему пару среди ваших вассалов.

— Московский дворянин, значит, — смеется Урусов. — А вообще стоило ожидать подобное. Зачем Царю отдавать способного телепата какому-то Воронежу?

— Я из Пермского княжества, — поправляю.

— Ага, Пермь, — кивает явно подпитый Урусов, а Демидов загорается глазами:

— Пермь, говоришь? Представляю, как князь Великопермский будет рвать и метать. Царь ему подложил крупную свинью, — сбавляет тон дворянин, хитро улыбаясь.

— Тише, — шикает на него Лиля, ткнув локтем в бок. — Договоришься сейчас до опалы.

— О чем ты говоришь, Миш? — не обращает внимания на подругу Морозова. — Какую еще свинью?

А я, кажется, его понял. А может и нет. Но мне в голову тоже пришла уже одна возможная проблема.

— У них же в «норах» охотились до сих пор только пермские дворяне, — замечает Демидов. — Великопермский никого не пускал, а тут вдруг один из его охотников обращается в московского дворянина. Это прецедент, дамы и господа. Царь через Данилу открыл всему дворянству ворота к «норам»!

А я вот совсем этому не рад. Главное, чтобы Великопермский не обиделся и не посчитал меня виноватым. Ведь князь умный и должен понимать, что у него скоро отберут «норы», а повод может быть совершенно любой.

— Ну пока всё же не открыл, — замечает Настя. — Скорее, подготавливает почву.

Молодые аристократы еще немного рассуждают о политике, потом мы отходим к закускам и, взяв по бокалу шампанского, пьем за «Данилу московского дворянина и франта». Приходится еще немного поучаствовать в этом веселье, пока ко мне не подходит незнакомый мужчина преклонного возраста.

— Александр Витальевич, здравствуйте, — приветствует его лучезарная Маша.

— Добрый день, судари и сударыни…– аристократ поворачивается ко мне. — Боярин Александр Соловьев, — произносит он без предисловий, хотя обычно в таких случаях просят знакомых представить вас новому человеку. — Поздравляю!

— Спасибо, Ваше Сиятельство, — слегка кланяюсь.

Боярин продолжает вглядываться в мое лицо. Причем очень внимательно вглядывается. Затем вздыхает как-то тяжко и надсадно:

— А ведь вы очень похожи на моего старого знакомого, юноша.

— Надеюсь, он был хорошим человеком, — отвечаю, внутренне напрягшись.

— Сложно сказать. Что точно — судьба у него была полна противоречий, — непонятно произносит Соловьев. В глазах у него словно блестят слезы. Да и вообще боярин весь выглядит каким-то расстроенным, будто мое лицо напомнило ему о старой боли.

Ничего не сказав, Соловьев разворачивается и уходит прочь из зала. Маша, Настя и остальные удивленно смотрят вслед боярину.

— Что это с Александром Витальевичем? — спрашивает Маша.

— Здесь душновато, — Настя мельком бросает на меня быстрый взгляд, но тут же беззаботно улыбается. — Наверно, пошел на свежий воздух.

Я успокаиваю участившийся пульс и делаю невозмутимое лицо. Соловьев явно увидел во мне отпрыска Филинова. Подправить память боярину я не могу, да и глупо это даже представлять возможным, а потому остается только ждать последствий. Вряд ли такое открытие просто забудется.

Еще какое-то время пообщавшись с дворянами, я отхожу будто бы в туалет, а сам прогуливаюсь между столами, пытаясь упорядочить мысли. Больше всего меня волнует куда отошел Соловьев. Не прямо ли к Царю? Государя ведь тоже нет на банкете.

Едва не натыкаюсь на только что зашедшего в зал барона Горнорудова. Меня он, кстати, не замечает — весь загруженный и мрачный шагает к скоплению народа. Видимо, разговор с Царем дался барону нелегко.

— Данила Степанович, поздравляю с гербом и орденом! — отвлекает меня от наблюдения звонкий голос.

Оглядываюсь и вижу перед собой тонкую девушку в платье сливочного цвета, бирюзовых перчатках и длинными косами на груди. Надо же, сама Зина Паскевич пришла поздравить. Она, помешкав, еще руку протягивает — ладонью вниз. Что это как не знак примирения?

— Благодарю, — нагнувшись, слегка касаюсь губами