— Это совсем другая ситуация.

— Ну да, конечно, — я поковыряла омлет и поняла, что не смогу. Только чай с лимоном. Ага, с лимоном, как же иначе-то! Лимон теперь наше все! — Вы не понимаете, это другое.

Мама, узнав новость, задала тот же вопрос, слово в слово:

— Может, теперь вы все-таки поженитесь?

— Нет, — скрипнула зубами я.

— Почему?

— Потому что не хочу.

Мама замолчала, но я прямо слышала, с каким скрипом вертятся в ее голове шестеренки, пытаясь выдать идеологически верную реакцию. Она никак не могла поверить, что женщина может не хотеть замуж. Особенно беременная женщина — за отца своего ребенка. Особенно если отец — депутат и немножко олигарх. Единственным объяснением, приходившим ей на ум, было то, что я бессовестно вру, а жениться не хочет Дарьялов. Она, может, даже бесстрашно попыталась бы его вразумить, но останавливало то, что он элементарно не станет слушать.

— Ира, ты меня огорчаешь…

Лет тридцать, даже двадцать назад эта фраза работала. Потом перестала. Мне больше не становилось стыдно. Ну правда, бедная мамуля пережила столько продуцируемых мною огорчений, что одним больше, одним меньше — без разницы. Озвучивать это я не стала, зато сделала ответный выпад:

— Я думала, ты обрадуешься.

Мама снова озадаченно замолчала, потом выдала страдальческим тоном:

— Я рада, конечно, но… Ирочка, это все-таки как-то… неправильно.

Спас меня входящий — Ленка. Я спешно распрощалась с мамой и нажала соединение. И предупредила, даже не поздоровавшись:

— Лель, если ты тоже скажешь, что нам надо пожениться, я разъебеню телефон об стену.

— Э-э-э… а что случилось? — осторожно поинтересовалась она.

— Не что, а кто. Мы с Дарьяловым. В результате я беременна. И собираюсь рожать.

— Даже не знаю, как реагировать.

— Желательно естественно, — фыркнула я. — Без натуги.

— Тогда я за тебя рада. Будет моей девке подружка. Или дружок. А что Дарьялов?

Ну правильно, кто о чем. Но хоть рада, и на том спасибо.

— Дарьялов счастлив до луны и обратно. Хочет девчонку. Ты лучше скажи, тошнить долго будет?

— Ну как повезет, — хохотнула Ленка. — С Тимом меня полоскало адски аж до шестого месяца. А с этой девушкой вообще нет. Ир, а ты точно не хочешь замуж?

Я чувствовала себя королевой. Причем не простой королевой, а пчелиной или муравьиной. Все теперь вертелось исключительно вокруг меня и моего живота. Иногда это было приятно, иногда не очень. Пару раз пришлось на Дарьялова даже рявкнуть, пытаясь донести, что я беременная, а не больная, не надо надо мной трястись.

— Ты и Викторию свою так в вату заворачивал? — скривилась я, когда для меня был нанят отдельный водитель, причем к машине в процессе выбора предъявлялись особые требования: чтобы и надежная, и безопасная, и забираться удобно.

— Тогда у меня не было таких возможностей, — невозмутимо отбил Дарьялов. — На Вике я женился пошло по залету, на третьем курсе. А через два года после Ника Витька родился. Тоже случайно.

— Блин, Дарьялов, у тебя все дети какие-то случайные. Ты просто ас предохранения.

Меня тошнило, я вредничала и язвила, он стоически терпел. Даже не огрызнулся, что кто-то пролошил с таблетками.

Раньше я ездила на работу с ним, а если оставался в Выборге или ему надо было в другое место, то ходила пешком, всего-то пятнадцать минут. Теперь мне это запрещалось. Ради безопасности, разумеется.

Война получилась тяжелой, но сдаваться я не собиралась, доказывая, что мне надо двигаться и дышать свежим воздухом.

— Это на Невском-то свежий воздух? — с иронией поинтересовался Дарьялов, оторвавшись от планшета, в котором читал написанное для него выступление. — Рядом хватает где гулять. Скажешь Вадиму, он тебя в Летний сад отвезет.

— Это когда? После работы? Издеваешься?

— Ну так давай уволю.

— Только попробуй! — ощетинилась я.

После долгих кровопролитных боев я выбила себе право ходить на работу и с работы пешком, но только в хорошую погоду. То есть редко. Ну хоть что-то. Справедливости ради, по вечерам, если позволял график, Дарьялов выводил меня на прогулку. Это у нас называлось «выгулять собачку».

Хотелось спать, хотелось вонючей селедки с чесноком. А еще кислого, и побольше, побольше.

— Ира, желудок угробишь. И зубы, — кривился Дарьялов, глядя, как я пожираю лимоны. Прямо как яблоки, с кожурой.

Я притворялась глухой и заказывала их через доставку килограммами, в обход Варвары, которая теперь работала у нас в городе.

А еще меня пробило на запахи. Иногда по пути домой я заворачивала на Московский вокзал, выходила на платформу и гуляла по ней, упиваясь запахом шпал. Другим моим хитом был горячий асфальт. Как-то мы ехали с Вадимом, я приоткрыла окно и вдруг унюхала. Уговорила остановиться под запрещающий знак, вылезла и минут пять стояла, умирая от восторга. Вадим наябедничал Дарьялову, и тот откуда-то приволок мне кулек асфальтовой крошки.

— Прикинь, — рассказывал он, пока я, повизгивая, нюхала эту отраву, — едем, вижу: огорожено, заплату ставят. Тормознул Марата. Мужики, говорю, отсыпьте крошки в кулек. Те на жопы сели. Ну как бы выходит из кукухи мужик в пальте от Хриони и просит кулек асфальта. Но дали. Даже денег не взяли, когда сказал, что для жены беременной. Посмеялись только. Но ты не увлекайся, это канцероген вообще-то.

С врачами — тут была отдельная песня. Разумеется, меня наблюдали в самой-самой вип-клинике, которую Дарьялов выбрал лично — не по ценам, а по отзывам знакомых теток. Хотя и ценник там был ого-го какой конский. Просто иго-го какой. Впрочем, тут я как раз не возражала. Хватило однажды сходить в женскую консультацию, чтобы встать на учет. Отсидев два часа в живой очереди с талончиком на конкретное время и выслушав хамское «а чего ж так поздно рожать надумали?», я согласна была на что угодно, лишь бы не этот ад.

К счастью, с врачом мне повезло, Антонина оказалась моей ровесницей, вполне адекватной теткой, хотя малость перестраховщицей. Впрочем, возможно, это мне