Шрифт:
Закладка:
–Да не жаловались… А лодки-то можно посмотреть?
–Так смотри… Хозяин-то твой цены знает? Еще и обождать придется – заказов нынче много.
Знатные были лодки! Вместительные, добротные, красивые. Ну, конечно, красивые! Разве любая вещь, сделанная с душой,– не красива? Так красива морская ладья, жутко красив и варяжский драккар… И вот эти – казалось бы, вполне обычные лодки – тоже красивы, не оторвать глаз!
Что же – теперь точно установлено, лодку Корягины покупали здесь, у мастера Никиты. И что с того? Что это дает-то? Тут Ермил пока что ответить не мог, но точно знал одно – именно так действовал бы сейчас сотник, именно так он и учил.
Простившись с мастером, Ермил направился в город, раздумывая – не упустил ли чего? Так вот, в раздумьях, и встал возле уютной деревянной церковки Рождества Богородицы, рассеянно перекрестился, глядя, как дерутся в пыли воробьи… Рядом, на паперти, сидел какой-то мелкий отроче и деловито стругал ножиком палку… Удочку, что ли, выстругивал?
Нож! Арсений Лодочник хвастался ножом – об этом обмолвился Никита-мастер. Так, невзначай, между делом. Подумаешь – хвастал, подумаешь – нож… Подумаешь – да не скажешь! Не каждым ножом похвастаешь, далеко не каждым… На торговой площади таких дешевых ножиков…
Значит, этот – не дешевый! Значит – дорогой, на заказ сделанный… Такой, какой Кузнечик когда-то выковал – стальной, с наваренными железными щечками, сам собой затачивается!
А где у нас тут кузнецы? Да в Заречье – у реки…
–Господи, помилуй… Здрав будь, Ермиле!
Вздрогнув, юноша резко обернулся:
–Фекла! Ты как здесь?
–Вот,– поправив платок, юная странница кивнула на церковь.– Заходила… Посейчас вот в храм пресветлый Петра и Павла… Пошли-ко, отроче, со мной – отстоим обедню!
–По-ошли…
Ну а как было отказаться-то? Да и нужно ли? И так-то, прости Господи, сегодня все на скорою руку – помолился наскоро, заутреню вообще пропустил… Ну, хоть обедню, а то все как-то не по-христиански…
–А я тебя на дворе у Галактиона Грека видала!– на ходу сообщила девчонка.
Отрок хмыкнул:
–А ты-то там как?
–Пустили добрые люди. Ночую.
После обедни Фекла увязалась за Ермилом в Заречье. Правда, до кузнецов не дошла – свернула к Ипатьевской женской обители.
–Я уж там была. Красиво, глаз не оторвать! Там цветник, сад яблоневый… и сестры такие… такие добрые-добрые! А ты, Ермиле, вечером где будешь? Там же, у Грека на корчме?
–Не знаю еще…
–Ну. Бог даст – свидимся…
Вот ведь, без году неделя знакомы, а девчонка уже – Ермиле, Ермиле… Ну так и незачем ее отталкивать, обижать. Вон она вся какая – восторженная…
Гюрята Коваль был первым, к кому заглянул сейчас отрок. Ну а кому еще, как не к земляку и старому знакомцу? Так ведь и покойный Арсений Лодочник, скорее всего, рассуждал точно так же…
–Арсений с Перевоза? Нож? У меня заказывал, да… Славный нож! Себе такой не хочешь?
–Да у меня есть уже.
–Смотри-и-и… Ну, Михайле-сотнику поклон. Всю жизнь его добро помнить буду. А? Были ли у Арсения враги? Того не ведаю. Не, никто про него не спрашивал. Да кому он нужен-то? Чай, не князь, не боярин – обычный себе лодочник.
О том, что Лодочник убит, Ермил никому не рассказывал. Узнают, конечно же, но… покуда вести – слухи дойдут… Позже, много позже…
Возвращаясь в город, Ермил свернул к пристани – к дальнему рыбацкому вымолу. Там, у отмели, собралась толпа… Интересно, что такое случилось?
И снова на пути оказалась Фекла… Правда, выглядела она как-то испуганно.
–А я из обители уже… Иду, смотрю – народ…
–Да что там такое-то?
Паломница истово перекрестилась:
–Утопленники там, друже… Стра-ашно!
Ратное. Август 1130г.
–Значит, говоришь, утопли?– усевшись в резное креслице, задумчиво переспросил сотник.
–Точно так, господине. Утопли,– Ермил покивал и продолжил:– Один – здоровенный бугаина, на пальцах мозоли, как у лучников… Недавно утопли-то, все еще видно… Второй – скуластый отрок, думаю, тот, который украденную лодку гнал… Похоже, они и продали эту лодку некоему Антипу, который на пристани…
–Знаю я Антипа,– перебил Михаил.– Дальше!
–Они… или похожие. Ставрогин сказал – мордастый силач и с ним лупоглазый отрок. Они и на вымоле… утопли…
–Оба так вот сразу?– сотник нахмурился и поднялся с кресла. Подошел к окну, посмотрел в небо….
–Раз-два, раз-два…– раздавался со двора привычный учебный шум.– Левое плечо впе-еред… Песню запе-вай!
Все строевые песни в Младшей страже были родом из Советской армии – так уж Миша устроил, так и повелось, прижилось.
Вот и сейчас – славно маршировали отроки. Выйдя за ворота, зашагали к рощице, на полевые занятия. Песня постепенно затихла.
–Ты, Ермиле, как сам-то мыслишь?– повернулся от окна Михаил.– Если это те, кого мы ищем, то с чего бы им так вот, вместе, утопнуть? Добро бы один…
–Так же и Ставрогин сказал,– поставив на стол кружку с недопитым квасом, протянул отрок.– Тоже удивлялся.
–Можно, конечно, предположить и несчастный случай,– прохаживаясь, сотник продолжал рассуждать.– Ну-ка, предположи, друже!
–Ну-у…– Ермил покусал губу.– Допустим, продали они лодку, сбагрили награбленное – тому же Антипу, а затем, на радостях,– в корчму… В ту, что на пристани…
–Ты проверил?– сверкнул глазами Михайла.
–Конечно!– отрок доложил со всей четкостью.– По приметам – были такие в этой корчме, за день до гибели. Ушли как раз под утро. Пока сидели, выпили по две кружки пива – черного, хмельного,– окромя того – по чарке стоялого меду и по четыре – твореного. Ну, перевара…
–Ага…
Хмельное пиво – градуса полтора, а то и два… для опьянения двух кружек объемом около литра явно недостаточно. Чарка хорошего ставленого меда (выдержанного с брусничным или малиновыми соком лет десять, а то и больше)– градусов около двадцати… Ну, тут понятно – не пьянства ради брали – для куражу! А вот дешевая «вареная» медовуха – тут все двадцать пять – тридцать – по башке сильно бьет. И по ногам – тоже. Отроку – и двух чарок достаточно.
–Так что – опьянели?
–Бугаинушка отрока под руки увел. То служка корчемный видел. С собой взяли баклажку перевара.
Миша потер руки:
–Понятненько! Значит, могли и… Полезли пьяные в воду – вот и…
