Руку пронзила боль, которая стала волнами расходиться по телу. А. К. ухватился за мой мизинец и вывернул его вертикально вверх. Свободной рукой я хватался за руки А. К., пытаясь оторвать их от своей плененной конечности. Это было все равно, что стараться голыми руками удержать плотину под напором разбушевавшейся воды. А. К. вывернул мне палец еще сильнее. Боль как будто замерла, у меня перехватило дыхание.

— Ну что, Эйнштейн, Вертгеймер ты сраный, как впечатления? А. К. может вообще оторвать тебе палец. Мне приходилось видеть, как он это проделывает. Раз — и готово. Картина не для слабонервных. Мне нравится этот звук. Такой же, как если ножку у бройлера открутить. Сочный, внушительный. Но, конечно, гораздо, гораздо громче. Может, вот прямо сейчас и раздастся. А. К. меня не слышит. Но ты-то меня слышишь, Хенри?

Я кивнул. Раз, потом второй.

— Хорошо, — сказал Игуана.

А. К. поднажал.

— Для тебя это будет неожиданностью. Твой брат, Юхани, любил играть в покер. Ему это очень нравилось. Мы ссужали ему деньги, чтобы он мог продолжать игру. Все шло хорошо. Он играл, мы ссужали. Он выплачивал долги и одалживал снова. Почему нет? Все были довольны. Но потом он вдруг перестал платить, но играть не бросил. Таким поворотом событий не все остались довольны. До тебя, наконец, дошло?

Я снова два раза кивнул, уже без промедления. Игуана сделал знак руками, как футбольный арбитр, показывающий, что гол не засчитан. А. К. отпустил мою руку. Она полыхала болью. А К. переместился обратно к дальней стене и застыл, словно от нее и не отходил.

Здоровой левой рукой я ощупал правую. Уверенности, что в ней ничего не сломано, не было.

— Кажется, твой мизинец еще на месте, — сказал Игуана и выдержал короткую паузу. — Двести двадцать тысяч евро.

— У меня нет…

— У тебя есть, и я это знаю, — сказал Игуана. — Парк ежедневно приносит выручку.

Последние слова я услышал дважды — в первый раз, когда их произнес Игуана, и во второй — когда я повторил их про себя. Игуана знал, о чем говорит.

— На тот случай, — продолжил он, — если решишь обратиться в полицию. Прежде подумай хорошенько. Ситуация станет еще хуже — парк, скорее всего, закроется, а ты останешься нам должен. И тогда из каких денег будешь платить?

Он помолчал и на несколько секунд снова превратился в ящерицу. Затем продолжил:

— Но есть и хорошая новость. Мы готовы продлить срок по кредиту. Разумеется, проценты будут накапливаться, но главное, дело пойдет. Парк аттракционов вытянет.

Палец пульсировал болью. Я принял решение.

— Нет, — сказал я. И добавил: — Это парк приключений.

— Что?

— Это парк приключений, а не аттракционов.

Я объяснил разницу так же, как раньше адвокату: в парке аттракционов людей крутят и раскачивают, а в парке приключений они крутят себя сами. Ну и так далее. Добавил, что, хотя в обоих парках могут быть похожие объекты, разница важна и сразу заметна. Игуана с минуту помолчал.

— Нет?

— Именно так. — Я кивнул. — Я не отвечаю по долгам брата. Не понимаю, какое они имеют ко мне отношение. Не буду платить.

Игуана, кажется, начал заводиться.

— А. К. мог оторвать тебе палец, — сказал он. — Я велел ему прекратить. Оказал тебе услугу.

Я бросил взгляд на А. К. Он нас не слышал.

— Уходите, пожалуйста.

На меня снова смотрела рептилия. Мужчина медленно повернул голову в сторону А. К. и собирался уже что-то сказать, когда в дверь постучали. Я крикнул: «Войдите!» прежде, чем Игуана успел открыть рот. В ту же минуту в кабинет вошла Лаура.

— Надо что-то решать с ремонтом машин для Черепашьих гонок…

Лаура замолчала. Ее взгляд быстро перескочил с меня на Игуану, затем на А. К. и снова на меня.

— Я не поняла… — начала Лаура, но замолчала. По выражению ее лица было видно: до нее дошло, что тут происходит что-то странное. Ее взгляд метался с Игуаны на меня и наконец остановился в какой-то промежуточной позиции.

— И я не совсем понял. — В глазах рептилии уже трудно было разглядеть что-то человеческое. — Но, возможно, понимание у всех улучшится, если А. К. поработает и с другими клиентами.

Он перевел свой рептилоидный взгляд с меня на Лауру.

Нет, подумал я, нет, нет и нет. Вы можете переломать мне все кости, и я все равно не стану платить, но Лаура…

В этот момент из коридора донесся громкий стук каблуков по ламинату.

— Насчет бюджета на рекламу… — С этими словами Минтту К решительно ворвалась в кабинет. — Золотце, у тебя есть минутка перекинуться со мной парой слов?

Затем и она остановилась как вкопанная. Теперь в тесном кабинете нас было уже пятеро.

Несколько мгновений, наверное, секунд десять, комната напоминала экспозицию в музее восковых фигур с застывшими в нелепых положениях манекенами, неотличимыми от живых людей. Наконец реальность и арифметика взяли свое. Нас было трое. Даже А. К. не успел бы оторвать тридцать наших пальцев прежде, чем ситуация обратилась бы в хаос.

Восковые фигуры пришли в движение.

Игуана поднялся со стула, Лаура переместилась поближе к моему столу, Минтту К бросила оценивающий взгляд на обоих мужчин, с особенным интересом на А. К., приосанилась и поправила блузку.

А. К. сдвинулся с места и направился к выходу вслед за Игуаной. В дверях Игуана остановился. А. К. тоже притормозил.

Лаура еще на полшага приблизилась к моему столу. Не знаю почему, но в царившей кругом сумятице это вызвало у меня какое-то теплое чувство. Игуана обернулся, увидел перед собой А. К., шагнул в его сторону и заговорил чуть более миролюбиво:

— Еще раз спасибо, Хенри. Нам нравятся парки приключений. Мы обязательно вернемся.

А. К. ничего не сказал.

10

Следующие три дня — четверг, пятницу и субботу — я почти целиком провел в Парке приключений. Утром меня будило нежное прикосновение лап Шопенгауэра. Он сидел возле моего лица и, ласково мурлыча, тыкал меня лапкой под нос. Я встал и насыпал ему немного корма. Так было всегда в промежутке от пяти до четверти шестого утра. Я брился, завтракал, повязывал галстук и отправлялся в Парк приключений.

Я садился на электричку, затем пересаживался на автобус. В среднем дорога занимала 47 минут, и я покупал билет до