Шрифт:
Закладка:
Вежливо, ссылаясь на чрезмерную занятость строением театра, Карл Росси отказывается от переделок, поручая их своему помощнику архитектору Аполлону Щедрину, сыну знаменитого скульптора Феодосия Щедрина. Директор Публичной библиотеки, тайный советник Алексей Оленин не возражает при условии, что Щедрин будет работать «под главным наблюдением» Росси. Получив согласительное заверение, директор составляет задание: «Иметь в виду не столько красоту строения, сколько удобность оного для отправления библиотекарями должностей и исполнения требований посетителей… надлежащую теплоту и чистый ровный воздух как для лучшего сбережения драгоценных рукописей и печатных книг, так и самого здоровья служащих в библиотеке чиновников и занимающихся в оной посетителей…»
Любопытно, как в этом наставлении рачительный директор Оленин одерживает верх над Олениным — президентом Академии художеств: удобства хранения книг и занятий важнее «красоты строения». Так и слышится за этими словами рассудительная неторопливая речь Ивана Андреевича Крылова, ведающего с 1816 года Русским отделом библиотеки. А ведь Карл Иванович мог и должен был встречаться с великим баснописцем.
Тучный, малоподвижный, всегда чуть сонный Крылов — задушевный друг семейства Олениных. В их доме он проводит бóльшую часть времени. Даже встречаться с близкими друзьями Ивану Андреевичу предпочтительно тоже здесь. Не нужно ни о чем заботиться, не нужно хлопотать. А в гости к интересному, талантливому хозяину особняка на набережной охотно приходят Александр Пушкин (правда, до тех пор, пока влюблен в хозяйскую дочь Анну), Василий Жуковский, Николай Гнедич, Петр Вяземский, композитор Михаил Глинка, живописцы Орест Кипренский, знакомый архитектору еще по Твери, и Григорий Чернецов — тот самый, который через четыре года напишет знаменитый групповой портрет Крылова, Пушкина, Жуковского и Гнедича на Марсовом поле, и многие, многие другие.
Почетного вольного общника Академии художеств, прославленного российского зодчего Карла Росси могли принять в оленинском салоне. Ведь теперь директор Публичной библиотеки и архитектор надолго связаны общей заботой. Однако упоминания Росси нет ни в уцелевших записях Оленина, ни в дневниках его дочери. Причину неприятия архитектора в свете лучше всего, пожалуй, раскрывает запись в дневнике Джона Клея, поверенного в делах Соединенных Штатов при российском дворе, сделанная им в 1830 году: «Городское общество строго разделено на классы: одни очень богаты, другие очень бедны. Иностранцу из среднего класса трудно быть на равных как с теми, так и с другими…»
Планы и сметы новой библиотечной постройки А. Щедрин завершил 21 июля. Карл Иванович, как обещал, пишет заключение на работу своего помощника: «…расположение залов для помещения шкафов и их постановление (то есть установка. — Ю. О.) сделано очень удобно и притом для отправления библиотекарями их должностей будет сохранен красивый величественный вид…» Сопроводительное письмо приложено к смете: «Руководствуясь всегда правилами справедливости и беспристрастия с совершенною откровенностью, имею честь объяснить вашему превосходительству, что я, по усмотрению моему, примерную смету г. Щедрина нахожу основательною и правильною…»
Все это нелюбимая зодчим писанина. Но пока бумаги совершают положенный им путь, работы на строении здания уже начались. Иначе не успеть к сроку, указанному императором. Под фундамент библиотеки предстоит забить 2427 свай. И 1500 человек по распоряжению главного архитектора трудятся с 10 июня.
Планы, представленные Щедриным, утверждены только 2 августа, когда до конца строительного сезона остается самое большое два месяца, а то и того меньше. Но благодаря предусмотрительности Росси каменщики уже выводят стены. Значит, можно успеть…
Одновременно с одобрением учрежден «Временный строительный комитет», председателем которого назначен Оленин. В Комитет входит и Карл Иванович. По сему поводу он получил специальную бумагу. И вдруг неожиданный конфуз: зодчий отказывается от положенного ему дополнительного жалованья — 3000 рублей в год. Он считает, что деньги следует платить Аполлону Щедрину, который составлял план внутреннего расположения библиотеки и будет отвечать за ее строение. Подобного в Петербурге еще никто не совершал. Поступок зодчего порождает изумление, удивление, разговоры и слухи. Трудно, очень трудно чиновному миру понять, как можно жить, руководствуясь только «правилами справедливости и беспристрастия»…
О том, что поступок Карла Росси не просто красивый жест и не поза, свидетельствует уцелевшее письмо архитектора от 9 октября 1829 года министру двора князю П. Волконскому: «…устроение двух корпусов на новой Театральной площади каменною работою кончено совершенно. В возведении столь огромного здания, небольшим в три с половиною месяца, в котором одного кирпича положено в дело до 18 миллионов штук, рабочие люди оказали примерные труды и усердную деятельность… Поводом к сему, конечно, не мало способствовало… награждение в 1828 году по строению каменного театра и двух корпусов им пожалованное. По примеру сему, желая и ныне поощрить их впредь к таковым трудам и деятельности, я осмеливаюсь ходатайствовать у вашего сиятельства об испрошении показанным в прилагаемом при сем списке рабочим людям… награждения по примеру прошлогоднему».
Как и прежде, хлопочет о помощниках, десятниках, особо отличившихся рабочих — и ни слова о себе. Хотя имеет такое же право на награду, как и прочие. Председатель Комиссии по строению театра Н. Селявин разъясняет князю П. Волконскому убеждения архитектора: «Предполагает о себе лично представить записку, если… будет осчастливлен монаршим вниманием». Росси не желает выступать в роли просителя, не хочет унижаться. Он может подать рапорт с просьбой о награждении только в том случае, если ему это предложат. Но, увы, никто ничего не предлагает, и Карл Иванович продолжает твердо веровать, что личная независимость и внутренняя свобода превыше любого монаршего пожалования.
Итак, в 1828 году возведены стены библиотеки, театра и двух зданий, стоящих позади театра фасадами в сторону Невского. В 1829 году начата их внешняя отделка, а в театре готовятся к установке перекрытий. Росси решил делать их металлическими. Он твердо уверен в успехе. Подобные железные конструкции уже известны в Европе, да и в России поставлены на Ижорском заводе, под Петербургом. Разве что в новом театре перекрытия своими размерами превзойдут все уже существующие.
Известно, что любое новшество моментально обретает приверженцев и противников. Споры между ними не всегда честны и открыты. Находятся желающие использовать возникшее положение в личных целях — для сведения счетов, для продвижения по служебной лестнице. Так случилось и на сей раз. Пока при дворе и в различных ведомствах горячо обсуждают возможные преимущества и недостатки проекта Карла Росси, генерал-инженер П. Базен в тиши своего кабинета на углу Апраксина переулка и набережной Фонтанки пишет многословное доношение государю. После смерти Бетанкура он возглавляет Комитет для строений и гидравлических работ, членом которого продолжает числиться Росси. Как бы исполняя свои прямые обязанности, генерал предупреждает государя о ненадежности конструкции Росси. Соотечественник Базена маркиз Астольф де Кюстин напишет через десять лет: «Повсюду, где есть двор и придворные,
