Кит не выбрался, и Гилберт даже не смог толком осознать этого, как пришлось срочно решать проблемы спасшихся сигридцев. У него не было времени на скорбь, и даже теперь, стоя в объятиях Шераи, по которой он безумно скучал, он не мог всерьёз задуматься о том, что Кита больше нет.

Боги обманули их, заманили в Лабиринт, но для чего — так и не стало ясно. Часть из богов сражались на их стороне, но кто именно и где они сейчас — тоже неясно. Вопросов стало только больше, неопределённость окружила со всех сторон, а животный ужас сковывал тело. Всё, чего хотел Гилберт, так это забиться в какой-нибудь укромный угол и рыдать, пока слёзы не кончатся. Он слишком устал, чтобы сражаться, хотя во время первого нападения несколько часов назад и не сражался толком. Всё сделала Стелла, которая не меньше десятка раз спасала его и которую Гилберт даже не отблагодарил по-нормальному.

— Нам нужно вернуться, — сказала Шерая, отвлекая его от мыслей, и уточнила, заметив его озадаченный взгляд: — В особняк. Я знаю, что ты хочешь помочь всем и сразу, но это невозможно, Гилберт. Пусть поработают искатели. Вам нужно… отдохнуть.

На последнем слове её голос дрогнул, наполнился неуверенностью и будто бы болью. Шерая точно знала, что они не могут отдыхать. Только не после очередного поражения и бегства.

— Хотя бы немного, — добавила Шерая чуть мягче, потрепав его по волосам. — И тебе, кстати, тоже.

Она обернулась к Фортинбрасу, который, не поведя и бровью, равнодушно бросил:

— Как скажешь.

Удовлетворённая таким ответом, Шерая отпустила Гилберта и, вытянув руку, открыла портал прямо в коридоре, а не направилась в зал, где были десятки стабильных порталов, ведущие в разные точки мира. Гилберт мгновенно юркнул за ней, Фортинбрас медленно прошёл следом, закрывая портал. Они оказались в одном из пустых коридоров особняка, что казалось странным — ещё недавно здесь было так много людей, что слуги едва могли протолкнуться.

Шерая уже направилась к лестнице, когда Гилберт выпалил:

— Собери наших где-нибудь. Хочу… поговорить. И расскажешь поподробнее, что у вас тут было.

Шерая испытующе посмотрела в ответ, но, неожиданно для него подняв левую ладонь, помахала ей и с улыбкой спросила:

— А этого тебе мало?

Гилберт сглотнув, поборов желание бросить все дела и остаться рядом с Шераей, чтобы извиниться за то, что он не был рядом, когда она лишилась мизинца на левой руке. В подробности она не вдавалась, — не до того было, — но пообещала, что расскажет, что произошло, когда всё немного утихнет.

— Я хочу свернуть шею тому, кто сделал это с тобой, — ответил Гилберт.

— Король Джулиан тебя опередил. Спросишь у него потом, как это было.

Гилберт кивнул, но не соглашаясь с ней, я показывая, чтобы она выполнила его поручение. Шерая, помедлив с секунду, кивнула в ответ и скрылась за поворотом, направившись к лестнице. Гилберт же обернулся к Фортинбрасу, который всё это время стоял не шевелясь и будто бы не обращал на них внимания.

— Вновь посадите меня под замок, Ваше Высочество? — с лёгкой улыбкой спросил он. — И приставите рыцаря?

Быстрее, чем Гилберт успел передумать, он подбежал к Фортинбрасу и крепко обнял его.

— Прости меня, — выдохнул Гилберт, утыкаясь лбом ему в плечо. — Прости, прости, прости…

Он был раксовым идиотом, который постоянно впадал из крайности в крайность и отказывался принимать тот факт, что Фортинбрас — не Предатель. Об этом говорили Пайпер, Киллиан и Стелла, даже Шерая, но Гилберт возражал будто по инерции, что было недалеко от правды. Он слишком долго жил только за счёт ненависти, которую питал из года в год, отказываясь принимать другую точку зрения.

И Гилберт слишком устал, чтобы и дальше бороться с теми, кто, как он думал, лгали ему. Оказалось, что это он лгал самому себе, чем делал только хуже. Он устал отрицать тот факт, что Фортинбрас был его братом. Гилберт понял это ещё в крепости дома Эдон, после собрания, в котором почти не участвовал, но признаться вслух смог только сейчас.

— Прости меня, — выдавил Гилберт, перебарывая отвращение к самому себе и стараясь заглушить подступающие рыдания. — Прости меня, я… я был идиотом, знаю, но…

У него не было никаких оправданий, не было никаких «но», которые он мог бы озвучить. Была только ненависть, медленно убивавшая его много лет, и любовь к брату, которую он безуспешно пытался вытравить из себя.

— Я принимаю тебя в род Лайне, — чётко, боясь, что Фортинбрас может его не услышать или неправильно понять, сказал Гилберт, отступив на шаг и подняв на него глаза. — Я принимаю тебя в род Лайне… брат. Твоё изгнание окончено.

Фортинбрас медленно покачал головой, будто не веря в то, что слышит. В уголках глаз блеснули слёзы, губы дрогнули. Гилберт выдавил нервный смешок и повторил:

— Я принимаю тебя в род Лайне.

— Я… — кое-как выдавил Фортинбрас, начав озираться, словно пытался найти ещё кого-то, кому могли быть адресованы эти слова.

— Ты всегда был частью рода Лайне, — добавил Гилберт, — и всегда был моим братом. Мне жаль, что я заставил тебя думать иначе. Жаль, что говорил, как сильно ненавижу тебя. Я… мне нет оправдания, я лишь хочу сказать, что…

Гилберт захрипел от неожиданности, проглотив остаток предложение, когда Фортинбрас обнял его. Намного крепче, чем Гилберт до этого, и в то же время аккуратно, будто всё ещё не верил, что может касаться его.

— Прости меня, — совсем тихо повторил Гилберт, обнимая его в ответ. — Прости, прости, прости…

Может, они потеряли ещё один мир, но, по крайней мере, наконец обрели друг друга.

Как только Иснан вышел из портала, на него разом направили оружие и магию.

— Ну и ну, — проворчал он, покачав головой. — Это вы так гостей встречаете?

Иснан щёлкнул пальцами, мгновенно возводя вокруг себя барьеры, и не удержался от довольной ухмылки, когда бронзовая стрела отскочила от одного из них. Рыцарь, пустивший стрелу, метнулся вперёд, но