некоего доктора по фамилии Гевара, который вел уединенный образ жизни и был мало приспособлен для брака. При этом жених задолжал родителям невесты некую сумму и не смог отказаться от предложения вступить в брак с дочерью кредиторов. В том же году состоялась свадьба – в узком кругу, как и полагалось с учетом того, что невеста не в себе, а жених старше ее на несколько десятков лет.

Мария взошла на брачное ложе с сознанием младенца, хотя физически созрела и обладала телом взрослой женщины. Локомотив лишил ее природного любопытства, но не отнял трепетности чувств. Ей было известно только то, что она подсмотрела, наблюдая за животными в поместье. Например, она знала, что собак, которые никак не могут закончить случку, надо обливать холодной водой и что петух пушит перья и кукарекает, когда собирается топтать курицу. Но этим знаниям применения не нашлось. В первую брачную ночь она увидела, что к ней приближается дрожащий старикашка в распахнутом фланелевом халате, а ниже пупка у него болтается нечто странное. От изумления у Марии случился запор, о котором она из чувства стыда никому не рассказала, а потом, когда она раздулась, как воздушный шар, ей пришлось выпить целый пузырек настоя ромашки – известного средства против воспаления лимфатических желез с общеукрепляющим и послабляющим эффектом. После этого она провела двадцать два дня, не слезая с горшка, чуть не лишившись нескольких важных органов, однако вздутие живота так и не прошло. Вскоре платья на Марии уже не сходились в талии, и в положенный срок она родила светловолосого мальчика. Проведя месяц в постели на диете из куриного бульона и двух литров молока в день, молодая мать встала на ноги и почувствовала себя сильнее и разумнее, чем до родов. Казалось, ее многолетнее помешательство прошло. Она приободрилась и накупила себе элегантных платьев, которые ей так и не пришлось надеть, ибо сеньора Гевару хватил удар и старик умер за обеденным столом с ложкой в руке. Мария смирилась с необходимостью носить темные наряды и шляпки с вуалью, как будто похоронив себя в могиле из тряпок. Два года она не снимала траур и вязала жилетки для бедных. Ее отрадой были комнатные собачки и маленький сын, которого она причесывала и одевала как девочку. Именно так мальчик выглядел на фотографии, найденной в коробке из-под печенья: там он сидит на медвежьей шкуре в ярком луче лампы фотографа.

Для вдовы время застопорилось, в спертом воздухе дома по-прежнему витал затхлый запах ее покойного мужа. Мария жила в том же доме, за ней ухаживали преданные слуги и присматривали родители, братья, сестры, ежедневно навещавшие ее по очереди, чтобы контролировать расходы и принимать за нее решения, даже самые незначительные. Сменялись времена года, деревья в саду роняли листья, летом опять прилетали колибри. Никаких перемен: та же рутина. Иногда Мария задавалась вопросом, почему она носит траур. Она уже успела позабыть о дряхлом муже, который, пару раз приобняв ее под льняной простыней, затем, раскаиваясь в собственной похоти, вставал на колени перед статуей Мадонны и бил себя хлыстом для лошадей. Иногда молодая женщина открывала шкаф, чтобы стряхнуть пыль с красивых платьев, и не могла удержаться от искушения снять темные одеяния и украдкой примерить костюмы, расшитые камнями, меховые горжетки, атласные туфельки и перчатки из шагреневой кожи. Она глядела на свое отражение в трюмо и улыбалась красавице в бальном платье, не в силах узнать в ней себя.

Через два года вдовства кипение молодой крови в ее жилах стало невыносимым. По воскресеньям Мария задерживалась у церковных ворот, чтобы посмотреть на проходящих мимо мужчин. Ее привлекали их низкие хриплые голоса, чисто выбритые щеки, исходивший от них аромат табака. Она незаметно приподнимала вуаль и улыбалась мужчинам. Отец и братья скоро заметили ее фривольность и, полагая, что земля Америки развращает даже вдов, на семейном совете решили отправить Марию в Испанию, к дяде и тете, где она будет надежно защищена от всяких искушений строгими традициями метрополии и силой Церкви. Так началось путешествие, в корне изменившее судьбу блаженной Марии.

Родители посадили ее с сыном на трансатлантический лайнер в сопровождении служанки и комнатных собачек. Объемный багаж включал, кроме мебели из комнаты Марии, ее пианино, а также корову, которая ехала на нижней палубе, чтобы у ребенка было свежее молоко. Среди множества чемоданов и шляпных картонок Мария везла огромный сундук, обитый бронзой, где хранились извлеченные из нафталина праздничные наряды. Родственники сомневались, что в Испании, в дядюшкином доме, у молодой вдовы будет возможность надевать эти платья, но решили не спорить, чтобы не расстраивать вдову. Первые три дня путешествия Мария провалялась в койке из-за морской болезни, но в конце концов привыкла к качке и встала на ноги. После чего позвала служанку, чтобы та помогла ей распаковать одежду для долгого путешествия.

Жизнь Марии периодически омрачалась внезапными несчастьями. Тот проклятый поезд выбил из нее разум и отбросил назад в детство. Теперь же она развешивала платья в шкафу каюты, когда ребенок заглянул внутрь раскрытого сундука. В это мгновение судно качнуло, и тяжелая крышка сундука с металлической окантовкой упала на шею мальчика, обезглавив его. Понадобилась сила трех матросов, чтобы оттащить мать от сундука-убийцы, и еще приличная доза опия, способная свалить с ног силача, чтобы не дать Марии вырвать на себе все волосы и исцарапать лицо ногтями. Несколько часов женщина выла, а потом погрузилась в сумеречное состояние, раскачиваясь из стороны в сторону, как в те далекие времена, когда ее считали умственно отсталой. Капитан через громкоговоритель известил пассажиров об ужасном происшествии, выразил соболезнование матери, а потом велел завернуть тело ребенка в национальный флаг и спустить за борт, так как судно уже находилось в океане и не было возможности хранить труп до прибытия в ближайший порт.

Минуло несколько дней после трагедии, и Мария, шатаясь, впервые вышла на палубу подышать свежим воздухом. Стояла теплая ночь, со дна моря поднимался волнующий запах водорослей, планктона и затонувших кораблей. Женщина втянула носом этот аромат, разнесшийся по ее венам с током крови, что вызвало эффект сродни землетрясению. Мария стояла и смотрела на линию горизонта, не думая ни о чем. Тело ее покрылось гусиной кожей от макушки до пят. Вдруг она услышала настойчивый свист и, обернувшись, увидела двумя палубами ниже в лунном свете силуэт мужчины, подававшего ей знаки. Она в трансе спустилась по трапу, приблизилась к смуглому мужчине, манившему ее, и, безропотно позволив ему снять с себя накидку и