из вас. Он проявил предельную осторожность, заметая свои следы во время визитов к мисс Тусар. Он звонил ей заранее, скорее всего из телефонной будки, чтобы она могла отпустить свою служанку и остаться одна. После этого он направлялся в какое-то укрытие – в меблированную комнату, скорее всего, хотя полиция пока не смогла ее найти, – переодевался в женщину под траурной вуалью, садился в подземку, выходил на какой-нибудь остановке и ловил такси до «Болтон апартментс», где с января тридцать девятого под именем миссис Гарриет Пискус снимал квартиру. Он выходил из лифта на седьмом этаже, а потом по лестнице поднимался еще на два этажа к квартире мисс Тусар. Выглядит как излишняя предосторожность, но она, похоже, может спасти мистера Фиша от обвинений в убийстве. Впрочем, все эти сложности он выдумал, конечно, не ради этого. Не имея намерений никого убивать, он просто хотел сохранить в тайне свои визиты к мисс Тусар.

Диего Зорилла издал низкий, глухой рык.

Фокс покосился на друга:

– Прости, Диего. Ты можешь уйти, если хочешь, но это все, что ты можешь сделать… Продолжим разговор о мистере Фише. Он обожает красивые вещи и мнит себя тонким ценителем старинной керамики. А еще он любит мисс Тусар. Он завладел черной прямоугольной вазой эпохи Ваньли в этом самом доме, принес ее в квартиру мисс Тусар и оставил там. Ему хотелось созерцать их вместе, девушку и вазу, всякий раз, когда он там оказывался. Он…

– Каков лжец! – взорвалась Гарда.

– Нет, – возразил Фокс, – я не солгал, хотя готов признать, что следующие детали носят гипотетический характер. Все это имело место, но не обязательно в точности так, как я описываю. Мисс Тусар прятала вазу, если не ждала визита мистера Фиша, поскольку опасалась, что кто-то случайно мог узнать в ней похищенную у мистера Помфрета, но так вышло, что однажды она оказалась на виду, когда в гости зашел Диего. Он сразу решил, что это мисс Тусар украла вазу. Надо сказать, Диего и прежде подозревал, что мисс Тусар поддерживала свой роскошный образ жизни с помощью краж, а тут он на деле убедился, каков источник ее доходов. Этот вывод хоть и был неприятен, но самым худшим все же не был. Больше всего он боялся, что…

– Ну все! – вскочил Диего. – Давай-ка выйдем на минуту, черт тебя дери!

– Не могу, Диего. Не теперь. Ты мог избежать этого, старина… Итак, Диего забрал эту вазу себе. Совершенно открыто, разумеется, на глазах у мисс Тусар, ведь действовать тайком не в его натуре. Диего намеревался как-нибудь вернуть ее Помфрету, но все откладывал, пока не стало слишком поздно. Гарде пришлось рассказать мистеру Фишу, что случилось с вазой, и тот ударился в панику. К тому моменту у него появились другие, более существенные секреты, чем дружба с мисс Тусар. Два секрета, если быть точным. Два совершённых убийства. Он даже не мог больше доверять мисс Тусар… ну, полностью: что, если она рассказала Диего, откуда у нее ваза? И вот мистер Фиш взламывает дверь квартиры Диего, забирает вазу и устраивает хозяину западню. Убить хозяина ему не удалось только потому, что мне повезло появиться там раньше Диего. Теперь мистеру Фишу хотелось вернуть вазу владельцу. Так он и сделал, хотя довольно изощренным способом. Он отправил ее по почте мистеру Коху, зная, что тот непременно узнает вазу и вернет ее Помфрету. Короче, прошлый понедельник выдался для мистера Фиша насыщенным и напряженным. Днем он проник в квартиру Перри Данэма и ураганом прошелся по ней. Не знаю наверняка, что он надеялся там найти, но догадываюсь: это была вторая предсмертная записка Яна Тусара, которую скрипач оставил на туалетном столике в гримерной, перед тем как застрелиться. Мисс Моубрей показалось, что она видела две записки, но Перри Данэм заявил, что там лежала только одна. Напрашивается вывод, что одну записку забрал и спрятал сам Данэм – у себя, скорее всего, – и уж если я сумел сделать такой вывод, можно не сомневаться, что на это был способен и мистер Фиш. Более того, ему, вероятно, и не пришлось строить умозаключений: Данэм наверняка признался ему, что завладел запиской, а возможно, даже показал ее. Перри Данэм отличался опрометчивостью и безрассудством, свойственным молодости. Он знал, что имеет дело с загнанной в угол крысой, которая уже сделалась опасной, и все же решился предъявить мистеру Фишу ту записку, скорее всего не зная, что это мистер Фиш…

– Как и мы, – вставил Генри Помфрет. – Если мы вообще с ним знакомы. Конечно, вы вольны нагнетать напряжение сколько угодно… если это часть фокуса…

Фокс обратил к нему тонкую натянутую улыбку.

– Что такое? – безмятежно поинтересовался он. – Вам уже немного не по себе?

Помфрет попытался улыбнуться в ответ, но вышло как-то криво:

– То есть?

– Я о напряжении говорю, – кивнул Фокс. – Естественно, вам любопытно… Например, что именно послужило толчком для моих веских подозрений вечером во вторник. Это я вам с удовольствием открою. Четыре вещи. Каждая из них не особо убедительна сама по себе, но в совокупности – довольно сильный аргумент. Во-первых, помфрет – это рыба, морской лещ, она лучеперая и с темной чешуей, будто вымазана дегтем; пискус тоже означает «рыба». Во-вторых, выбирая себе псевдоним, многие испытывают непреодолимое искушение оставить прежние инициалы; у нас имеются Гарриет Пискус и Генри Помфрет. В-третьих, прямоугольная черная ваза эпохи Ваньли каким-то чудом попала в квартиру мисс Тусар. Что, если ее вообще никто не похищал? В-четвертых, и это с большим опережением лучший довод из всех: мистер Фиш предпринял исключительные меры предосторожности, лишь бы тайна его дружбы с мисс Тусар так и осталась тайной. Это значит, что разоблачение стало бы для него сокрушительным ударом. Я прав? Все верно, миссис Помфрет? Разве ваш муж не мудро поступил, приложив все силы, лишь бы вы не догадались, что мисс Тусар – его любовница?

Никто не шелохнулся, никто и слова не проронил. Миссис Помфрет обратилась в статую с прямой спиной и с пронзительным взглядом, устремленным мимо Фокса на фигуру справа от него. Помфрет возмущенно зафыркал – мол, что за вздорную клевету несет этот человек. Тем не менее тяжесть обращенного к нему другого взгляда, пронзающего насквозь, заставила Помфрета забыть о Фоксе и о своих ухмылках. Этот взгляд нужно было встретить, и Помфрет неплохо справился; он принял вызов и ответил на него так хорошо, как только мог.

– Нет, Ирен… – сиплым, но твердым голосом сказал он. – Нет. Уверяю тебя. Нет!

С этим последним «нет» за