башня противника, готовясь снова послать снаряд. Но сейчас удача оказалась на стороне немцев — танк Отто выстрелил первым. Из борта Т-34 показался черный дым. Экипаж, видимо, решил биться до конца: из уже пораженного танка раздалось еще два выстрела, и на этом все закончилось.

Итог боя оказался неутешительным — три подбитых Т-4, не подлежащих восстановлению, и еще два поврежденных, отправленных на ремонт в полевую мастерскую. За этот бой Отто и весь его экипаж получили нагрудный знак «за танковую атаку».

Пожалуй, именно тогда Отто ощутил, что кампания на восточном фронте пойдет совсем не так, как на западном. Один русский танк уничтожил три немецких. А сколько их всего у Советов? И почему их не предупредили об опасности заранее? Как разведка могла допустить такую оплошность? Смыв с себя грязь и пот в той самой реке, переход через которую достался столь высокой ценой, Отто поднялся на крутой высокий берег и оглянулся по сторонам. Всюду, насколько хватало глаз, тянулись бесконечные поля, перемежаемые кое-где невысоким лесом. Лейтенант посмотрел на танковую колонну, и она показалась ему такой жалкой на фоне этих просторов. Мы правда думаем, что завоевали всю эту землю, мелькнула мысль? Во Франции и в Англии Отто видел хотя бы в бинокль, как наступают соседние подразделения, он чувствовал дружеский локоть. А здесь? Они двигались без потерь в этих бесконечных полях, и вдруг такая засада. Какие еще сюрпризы ждут впереди?

Лейтенант встряхнулся и отогнал плохие мысли. В конце концов, он военный, и его задача — выполнять приказ. Генштаб знает, что делает, и залог тому — три успешные кампании: против Польши, Франции и Англии. Проблемы всегда случались, и всегда удавалось найти решение. Нет оснований полагать, что здесь будет иначе.

Этот эпизод с советским танком со временем почти забылся, а вспомнил о нем Отто спустя полтора года, в битве под Троцкоградом. Войска Председателя партии, казалось, уже разбитые, внезапно перешли в наступление, прорвав фронт на северном участке, где стояли румынские пехотные дивизии. При виде тридцатьчетверок союзники разбежались, оголив фронт. В прорыв ринулись многочисленные советские бригады, жаждавшие реванша. И сейчас, спустя уже три года, после объявления победы, правда о том сражении оставалась под прочным замком цензуры. Официальная версия гласила, что немецкое командование специально спровоцировало советское контрнаступление, чтобы выманить с оборонительных позиций подготовленные резервы врага и уничтожить их быстрым ударом. Да только Отто сомневался, что все было именно так. Он бы сказал иначе — судьба армии Паулюса висела на волоске. Если бы Манштейн опоздал с деблокирующим ударом на несколько часов, все могло бы повернуться иначе. Лейтенант чувствовал, какая нервозность тогда царила в штабах — атмосфера неуверенности, против воли офицеров, передавалась вниз и доходила до тех, кто бился на земле. В конце концов, русские дивизии, опрометчиво устремившиеся вперед, угодили в котел, и очередные десятки тысяч пленных потянулись на запад, а победное наступление вермахта продолжилось. Остановилось оно уже на Уральском рубеже, и немецкая пропаганда торжественно объявила о победоносном завершении войны. Да только мирный договор — как с Францией или Англией — так и не был подписан: Советы с демонстративным презрением отвергали любые попытки дипломатии. Разумеется, отказ от переговоров идеологами третьего рейха выставлялась как еще одно доказательство варварства славянских племен.

Война приняла вялотекущую форму. В сорок третьем в панцерваффе появились тяжелые танки, как ответ на советские машины. Первые батальоны отправили на восток, в Урал и в северную Африку: считалось, что если Соединенные Штаты и предпримут десантную операцию, то именно там. На самом деле США больше были озабочены войной с Японией, которая шла с переменным успехом, и помощью Восточному Союзу в его борьбе с Германией на уральском рубеже. Экипаж Отто был одним из первых, кто осваивал новую машину, и, несмотря на «детские болезни», бывалым бойцам она понравился. Механик-водитель не переставал восхищаться: танк массой под шестьдесят тонн управлялся почти так же легко, как и автомобиль!

До мая сорок пятого, когда внезапно выяснилось, что существует параллельный мир, в котором — кто бы мог подумать! — Германия проиграла войну, тяжелые танковые батальоны почти не принимали участия в боевых действиях. И вот теперь все изменилось. Впервые за последние три года вермахт столкнулся с противником, готовым атаковать на территории, которую рейх считал своей. Неудачи немецкой армии под Москвой, уступившей поле боя фактически десанту, переброшенному по тоннелям между мирами, заставляла задуматься: в чем причина неудач? Отто жадно ловил новости с нового участка восточного фронта, по вечерам читал газеты и просиживал у радио, пытаясь найти зерна истины в пропагандисткой шелухе. Как-то раз в середине июня Отто повстречался со старым товарищем, Вильгельмом, приехавшим на побывку как раз с «западного восточного фронта», как в разговорах между собой стали называть линию боевых действий, опоясавшую Москву. После третьей рюмки шнапса Вильгельм наклонился к Отто и громко спросил, будто продолжая спор, начатый с кем-то другим:

— Вот скажи, на хрена нам эта земля? Там только местные и мы, и местных в сто раз больше, чем нас. И знай, Отто, — они нас крепко не любят, и с каждым годом становятся злее…

Отто спустил разговор на тормозах — не дело говорить такое, особенно офицеру. Особенно в людном месте, где много лишних ушей. Когда отпуск закончился, Вильгельм отбыл назад, в расположение пятьсот шестого батальона. Через неделю он погиб в лобовой атаке на позиции, защищаемые новыми танками русских — теми, что с приземистой башней и «щучьим носом». Узнав об этом, Отто вспомнил последний разговор с Вильгельмом и задумался — а так ли уж неправ был его товарищ? И то, как Модель организовал транспортировку тяжелых танков в Ярославль — целая спецоперация, с боевым охранением, с самолетами и даже вертолетами! — казалось, подтверждало правоту Вильгельма. Лейтенант испытывал сложные чувства — с одной стороны, удовлетворение тем, как четко и слаженно сработали все службы и подразделения охраны, не допустив ни одного серьезного инцидента, а с другой… мы что, теперь каждый раз будем перемещаться по этой земле именно так?..

Отто, докурив сигарету, оглянулся по сторонам, возвращаясь из прошлого — далекого и не очень, — в настоящее. К черту философствования, надо делать свою работу. Пока лейтенант предавался ненужным мыслям и воспоминаниям, его экипаж продвинулся в «переобувании» — широкая гусеница уже зашла на большую часть траков. Еще пару часов и «Тигр» будет готов к боевой работе. Стрелок-радист — тот самый, из университета, — работал наравне со всеми, забыв о хромоте после случая с ломом. Вот