Немного постояли, опустив головы.

Счастливо, папа, подумал я.

Когда мы сели, виолончелист заиграл Баха, мелодия звучала как-то надтреснуто и скрипуче, я заплакал так, что меня едва не разорвало, рот у меня открылся, волна за волной сотрясали меня сильнейшие чувства, какие бывают, лишь когда отступает все остальное.

После церемонии Ингве обнял меня, мы плакали, уткнувшись друг дружке в плечо, а после, когда мы вышли на усыпанный гравием двор и смотрели на проезжающие вдали машины, на двух старичков, шагающих к нам, на парящую наверху чайку, все уже было позади. Наконец-то все было позади. Я несколько раз глубоко вздохнул, и плач прекратился.

Старички-супруги подошли к нам и представились: родители Ролфа, мужа Анн Кристин. Они сказали, что папа был потрясающим учителем, что Ролф всегда им восхищался. Мы поблагодарили их за то, что они пришли на похороны, и старички направились к машине.

– А это кто? – Ингве незаметно кивнул на женщину в шляпке с вуалью, закрывающей лицо.

– Понятия не имею, – ответил я, – но на всех приличных похоронах должна присутствовать загадочная незнакомка.

Мы посмеялись.

– Ладно, отбой тревоги, – сказал Ингве, и мы снова засмеялись.

* * *

Ближайшие родственники поехали к бабушке, там всех ждали закуски, никаких речей никто не произносил, я сидел между Ингве и Тоньей, мне хотелось, чтобы все было иначе, но тогда пришлось бы проявить инициативу, а я этого не сумел бы. После мы сидели на веранде, Алф сказал, что на крыше человек, и я понял, что ему хочется вернуться в какой-то день давным-давно, когда он гостил в этом доме и увидел человека на крыше. Это было чудесно – он жил в том дне, когда и папа, и дедушка были живы.

* * *

После издания романа прошло несколько недель, ничего не происходило, пока однажды утром не зазвонил телефон. Тонья завтракала, она сняла трубку, я лежал в кровати и слышал, как она говорил, что проверит, не сплю ли я.

Я прошел в гостиную и поднес трубку к уху.

– Алло?

– Привет, это Мадс из «Тиден». Ты сегодня читал «Дагбладет»?

– Нет, я только проснулся.

– Тогда немедленно беги и купи номер.

– Там что, рецензия?

– Можно и так выразиться. А больше я тебе ничего не скажу! Давай, дуй быстрей, пока!

Я положил трубку и повернулся к Тонье – стоя возле стола, она допивала чай. Она вытерла ладонью красивые губы и улыбнулась.

– В «Дагбладет» рецензию напечатали, – сказал я, – побегу куплю газету.

– Он не сказал, что именно написали?

– Нет. Держит интригу. Но, видимо, хвалят.

Тонья пошла в коридор надеть куртку, я оделся в спальне, и когда вышел, она склонилась над велосипедом.

Мы коротко поцеловались, и она покатила по улице, а я пошел наверх под тяжелыми деревьями, потом через дорогу, а дальше опять по склону, к больнице. Мужчина с лицом землистого цвета рассматривал журналы на витрине, перед кассой стояло инвалидное кресло, в котором сидела полная женщина, на коленях у нее лежал кошелек, она попросила журнал «Йемме».

Я остановился перед стойкой с «Верденс ганг» и «Дагбладет».

Наверху, справа от логотипа, я увидел собственную фотографию. «Сенсационный дебют» – гласил заголовок.

Это хорошо. По крайней мере, пари у Тоньи я выиграл. Я взял газету, расплатился, вышел в фойе и открыл раздел культуры. Рецензия заняла больше двух страниц. Написал ее Роттем. Он сравнил меня с Гамсуном, Мюкле и Набоковым.

Это же отлично. Лучше и быть не могло.

С газетой под мышкой я вернулся домой, налил себе чашку чая, уселся за стол и закурил. Потом позвонил Тонье. Она только что прочла рецензию и невероятно за меня обрадовалась. Сам я особой радости не испытывал, почему-то я это предчувствовал заранее.

Чуть позже тем же утром позвонили из «Дагбладет», они хотели в продолжение рецензии взять у меня интервью. Мы договорились встретиться в отеле «Терминус» в два.

Шел дождь, поэтому я поехал в центр не на велосипеде, а на автобусе, заглянул к парикмахеру, которого выбрал когда-то, потому что парикмахерская была совершенно беспонтовая, а еще потому, что владелец, молодой и деятельный, показался мне очень милым.

– Привет, – поздоровался он, когда я вошел.

– Пострижешь меня? Прямо сейчас?

– Десять минут, – ответил он. – Подожди чуть-чуть.

И все?

За окном двигались прохожие под раскрытыми зонтиками. Парикмахер закончил с предыдущим клиентом, пожилым мужчиной, судя по виду, тот остался доволен. На полу валялись его мертвые седые волосы. Когда дверь за ним, звякнув, закрылась, я уселся в кресло, на меня набросили накидку, я сказал, что хочу коротко, как обычно, и он взялся за стрижку.

– У меня потом интервью, – сказал я, – поэтому надо выглядеть получше.

– Что ты такое натворил на этот раз? – спросил он.

– Роман написал. Его хвалят, поэтому у меня решили взять интервью.

– А на этом хорошо зарабатывают? Ты много книжек продал?

– Не знаю. Роман только что опубликовали.

– А про что?

– Про все понемножку.

– Про убийства?

– Нет.

– А про любовь?

– Вообще да.

– Тогда мне такое нельзя. От меня только что жена свалила.

– Да что ты?

– Да.

Мы замолчали. Ножницы порхали над моей головой.

– Над ушами оставляем? А затылок сбриваем?

– Да, отлично.

Лишь расплатившись, я заволновался из-за интервью. Одно я уже давал в день пресс-конференции, мне тогда позвонили из «Дагснютт-18» и предложили поучаствовать. Трансляция велась в прямом эфире, я ждал на диване возле студии, мне налили чашку кофе, но я так переживал, что едва мог его проглотить. Ведущий, Томм Кристенсен, вышел ко мне и сказал, что, к сожалению, книги моей не читал.

– Поэтому я буду вас спрашивать о том, каково это – издать первую книгу – и все в таком духе, – сказал он, – но на обложке написано, что ваш роман о мужском стыде. Как думаете, мы сможем поговорить об этом поподробнее?

– Текст на обложку писал не я, – сказал я, – я и сам узнал, что там про стыд, только когда увидел книгу.

– Тогда поговорим о чем-нибудь еще, – решил он, – ничего страшного.

Меня пригласили в студию. Кристенсен в наушниках что-то писал на листке бумаги, я тоже надел наушники, в них звучала подводка, а когда она закончилась, Кристенсен меня представил.

– В Бельгии сейчас слушается скандальное дело о педофилии, – начал он, – вы написали роман об учителе, который вступает в сексуальный контакт с тринадцатилетней девочкой. Означает ли это, что вы ухватились за модную тему?

Я уставился на него в ужасе. Что он такое несет?

– Нет, – ответил я, – не означает. Бельгия тут ни при чем.

Я вдруг понял, что говорю свободно и