сосредоточенно изучала место на скале, которое выглядело словно покрытое позолотой. Поскребла ногтем, но соскрести ничего не удалось. Девочка была уверена, что это, конечно, не золото, но выглядело привлекательно.

В первые минуты своей прогулки ей весьма досаждало присутствие Галкута, но вскоре она практически забыла о нем. Мужчина держался на почтительном расстоянии, не произносил ни слова и даже, кажется, не смотрел на нее. Несколько раз она осторожно косилась на него и каждый раз видела, что он рассеяно смотрит не на нее, а куда-то в сторону и словно бы погружен в свои мысли. И Элен перестала думать о нем. Ей было тепло и покойно и не хотелось тревожиться не о чем.

Но все же ей было любопытно поглядеть на караван изнутри и, побродив еще немного в относительном одиночестве по тракту, она направилась к лагерю из повозок, палаток и шатров.

Подойдя ближе, она остановилась и поглядела на собравшуюся вдалеке, около серебряного высокого шатра, над которым торчал шпиль с бело-синим знаменем, толпу. На миг у нее возникло желание пробраться туда и еще раз стать свидетелем того как судья ведет дело об убийстве, кроме того ей очень хотелось узнать кого убили и при каких обстоятельствах. Но, во-первых, сейчас у нее не было настроения находиться в сутолоке толпы, а во-вторых она подумала о том, что ей следует стыдиться подобного праздного кровожадного любопытства. Да и потом можно будет судью расспросить, решила она и не пошла.

Она направилась к ближайшим пасущимся лошадям. Ей всегда нравилось находиться среди животных. Их ауры были гораздо проще и безмятежнее человеческих. В них была какая-то благообразность и как будто бы завершенность. Конечно и тут присутствовали фигуры, всплески, переливы, эмоции, но все это выглядело не столь запутано, хаотично и пугающе. И Элен казалось, что она понимает животных и от этого почти никогда не испытывала настоящего страха перед ними. Лошадей тоже ничуть не тревожила близость девочки и она, радостно улыбаясь, гладила их большие, опущенные к земле головы. Тут Элен увидела жеребца удивительно притягательного окраса. Конь и сам по себе был на загляденье. Маленькая точеная голова с прямым профилем, длинная и красивая шея, ровная спина, мускулистый круп. Он весь был наполнен чистой, первобытной энергией жизни, он завораживал словно чудесное воплощение дикой прекрасной стихии вольных просторов. Элен не знала как правильно называется эта масть, но не могла оторвать глаз от нее. Это был нежный бледно-золотистый кремовый оттенок, чуть напоминающий топленое молоко. Девочка была настолько поражена этой красотою, что быстро подошла к жеребцу, активировала на своей куртке режим "схватить цвет" и прислонила рукав к теплой шкуре животного. Удивительный оттенок окрасил место соприкосновения на рукаве и начал медленно распространяться по всей куртке. Расплывшись в улыбке удовольствия, Элен наблюдала как сказочный цвет захватывает поверхность высокотехнологичной многослойной мембранной ткани. И только став обладательницей курточки такого чудесного оттенка, она вдруг опомнилась и оглянулась. Галкут неотрывно глядел на девочку и на его, обычно невозмутимом, лице явно читалось изумление. Элен сначала испугалась, а затем чуть не прыснула со смеху. Маленькие глаза Галкута, обычно глядевшие на мир холодно и словно с легким прищуром, теперь казались глупыми и ошарашенными. И в один миг она почти забыла что этот человек жуткий убийца детей, гнусный садист и презренный прислужник похитителя людей. Ей захотелось подразнить его, направить на него руки, словно она пытается заколдовать его, скорчить напряженную гримасу и начать читать таблицу умножения на латыни. Ей представилось как он закричит "Не-е-ет" и бросится скачками прочь, придерживая свою ковбойскую шляпу. Это конечно было маловероятно, но Элен едва удержалась от смеха, представив это. Но только она собралась начать свое чародейство, как чей-то зычный окрик прервал её.

— Эй, ты, в шляпе! Ты что там потерял?

Кричавший определенно не мог видеть маленькой девочки и посчитал, что некий подозрительный субъект бродит среди лошадей в одиночестве.

Выражение изумления тут же покинуло лицо слуги Мастона Лурга. Оно окаменело. Он ничего не сказал и не сделал ни малейшего движения чтобы повернуть голову в сторону кричавшего.

— Эй, сердешный, я к тебе обращаюсь, — голос быстро приближался, — что ты там забыл у моих лошадей?

Элен, затаившись, с интересом ожидала, что сделает Галкут. Но тот просто смотрел в ее сторону и не обращал внимания на грозные окрики. Девочка, конечно, поняла что ему не приятно подобное обращение и отвечать он не собирается, ничуть не смущаясь тем что это накалит ситуацию. Она слышала тяжелые шаги, смотрела на лицо Галкута и видела на нем мрачное почти отрешенное выражение. «Совершенно не коммуникативен», с укоризной подумала девочка и направилась навстречу спешившему человеку. Стремительно обойдя лошадей, некоторых из которых встревожили громкие окрики, Элен вышла на открытое пространство багряного луга. Хозяин сердитого голоса остановился, увидев впереди странного ребенка.

— Что вы так кричите, мистер? Вам что-нибудь угодно? — Холодным тоном осведомилась Элен, пристально глядя на высокого, полнотелого мужчину в красных широких штанах и толстом сером кафтане, перепоясанного черным с серебряной вышивкой кушаком. У мужчины было очень брутальное скуластое лицо, карие глаза, мощный нос, небольшая борода и темные, тронутые сединой, длинные, волнистые волосы. Широченной ладонью он сгреб волосы со лба и откинул их назад. Он явно был озадачен зрелищем короткостриженой девочки в непривычной одежде. Да к тому же столь уверенно задающей вопросы. Да и слово «мистер» он слышал первый раз в жизни.

— А ты ж чья такая будешь, говорунья синеглазая? — Поинтересовался он и его голос, еще совсем недавно столь резкий и сердитый, теперь звучал вполне добродушно.

Однако Элен по-прежнему взирала на него без всякой приветливости. Его пестрый, широкий, брутальный образ почему-то напомнили ей о разбойниках Гроанбурга и о их ужасном главаре. И хотя в его ауре она не видела ничего похожего на те жуткие черные лохмотья и багровые жгуты, которые она наблюдала у Хишена, этот субъект все равно вызывал у нее если и не неприязнь, то по крайней мере настороженность. Ей вообще не нравились люди, позволявшие себе кричать на других, а кроме того, с тех пор как она попала на Каунаму, она постепенно начала понимать, что не стоит сразу же относиться с доверием к тому, кого она видит первый раз в жизни. Сейчас ей припоминалось, что папа кажется уже как-то пытался передать своей дочери эту мудрость, но до Каунамы, Элен с трудом могла себе вообразить людей, которые по-настоящему угрожали бы ей.

— Может быть, прежде чем требовать мое имя, вы представитесь сами и,