— Таком замечательном, богатом доме, но, пожалуй, не совсем порядочном.

— Видимо, мне все же придется доложить куда следует, чтобы положить конец этому безобразию…

— Но и мне есть, чем поделиться, — напомнил собеседник старосте. — Расскажу-ка я местным, сколько бочонок вина стоит в Торикине, и пусть они сравнят с тем, во сколько он обходится им здесь.

— Вот пусть и едут в Торикин, — разозлился староста Майлус.

— Все это неразумно, господин. К чему нагнетать бурю? Не проще ли поделиться, а?

— Пожалуй, нам следует прервать их беседу, — сказал Вогтоус. — А то Майлус затребует время на размышление, а вот у нас времени нет совсем, — он неизящно ввалился в окно.

Эхо легко взобралась следом.

Внезапное появление свидетелей ввергло старосту Майлуса в ступор. До сих пор подобное ему разве что в страшном сне могло привидеться.

— У нас здесь разговор…очень важный… деловой, — выдавил он.

— Не то слово, — то ли согласился, то ли возразил Вогтоус и, усевшись на обтянутый тканью стул, вытянул грязные ноги.

Возле Майлуса стоял худой, длинный, большеногий, большерукий и большеухий человек в коричневой одежде.

— Ну как у вас там, в Торикине? — добродушно поинтересовался Вогт.

— Спокойно. Стена стоит, — растерянно бросил лопоухий.

— О, я на нее надеюсь, — невнятно пробормотал Вогтоус. — А как поживает Правитель Полуночи?

— Правитель Полуночи? — в недоумении переспросил лопоухий. — У нас никогда не было правителя с таким именем.

— Хм, — ухмыльнулся Вогт, что-то соображая на ходу. — Впрочем, неважно. Даже не стану уточнять, как его зовут в действительности. Должно быть, он всех измучил своей противоречивостью. Удивительно, как иногда в одном человеке уживаются двое — и вовсе не всегда мирно. Случается, один просто убивает другого.

— Пожалуй, нашему бывшему правителю действительно была свойственна некоторая двойственность — если речь о нем, — наконец сообразил лопоухий.

— Бывшему? Как так? Что с ним случилось? — поинтересовался Вогт.

— Он выбросился из окна. Упал прямо на мостовую.

— Какая жалость. Должно быть, он разбился на мелкие кусочки, как глиняная ваза, — без сочувствия проговорил Вогт. — Я всегда подозревал, что однажды хаос заберет его. А что же Советник?

— Вы про нынешнего правителя? Он занимал должность советника ранее.

— Про него самого. Он мой большой друг, знаете ли. Его глаз начал видеть?

— Нет, внезапно пропавшее зрение так и не восстановилось, — лопоухий глядел на Вогта все подозрительнее.

Вогт задрал ногу и осмотрел свою ступню, найдя уже не кровоточащий маленький порез.

— Однако в целом, я надеюсь, с ним все чудесно.

— К сожалению, нет. Он очень мрачен в последние дни. Говорят, ему пришло какое-то письмо, и…

— О, не продолжайте, — перебил его Вогт. — Сочувствие так переполняет меня, что боюсь лопнуть.

Торикинец жалобно оглянулся на старосту Майлуса.

— Просто уйдите, — угрюмо сказал тот.

— Садись со мной, — обращаясь к Эхо, предложил Вогтоус. — Тут хватит места на двоих.

Торикинец вышел, оглядываясь на Вогтоуса. Вероятно, другого такого странного типа он в жизни не встречал. Когда за торикинцем захлопнулась дверь, староста прошипел:

— И что означает это вторжение?

— Ничего особенного, всего-то возникло несколько срочных вопросов, на которые нам никто не ответит, кроме вас, потому как вы здесь — главный, — с издевательской почтительностью объяснил Вогтоус и изобразил такое лицо, будто он никогда не забирается в чужие дома через окна, а всегда входит только в дверь после долгого стука.

Староста Майлус нахмурился, и его маленькие глазки почти скрылись под кустистыми бровями.

— Мне пожаловались, что вы целый день слоняетесь без дела, терзая людей праздными вопросами.

— Вовсе не праздными, — возразил Вогтоус. — А сколько раз на нас пожаловались — один или несколько?

— Несколько.

— Больше пяти раз или меньше?

— Больше.

— Ура! Я победил! — возликовал Вогт.

Староста попятился.

— Я поспорил сам с собой, что будет больше пяти, — разъяснил Вогт. — Впрочем, если учесть, что мой оппонент был я сам же, я бы и при меньше пяти выиграл, да?

Лицо старосты сделалось неотличимым от морды его пса, собирающегося залаять.

Вогтоус выставил губы трубочкой.

— Ваша ярость как легкий флюгер, староста, оживает при малейшем ветерке. Успокойтесь. Мы просто хотим задать вам пару вопросов.

— Так задавайте, — буркнул староста и плюхнулся на стул своим широченным задом. Стул скорбно скрипнул, но выдержал.

— Совершали ли вы что-либо, что попадает под характеристику «морально предосудительное»? Если слишком долго рассказывать все, начните с худшего.

— Я? — спросил староста, ткнув себя в грудь дрожащим пальцем и приняв цвет свеклы.

— Нет, если вы о себе начнете рассказывать, мы застрянем здесь на неделю, выслушивая вас, — утешил его Вогт. — Я о всей деревне. О том, что вы сделали вместе.

Секунду в голове старосты что-то боролось.

— Нет, — отрывисто произнес он. — Мы не делали ничего плохого.

— Это был вопрос, смирившийся с отсутствием правдивого ответа, — сказал Вогтоус. — Обойдем его и продолжим. Как мальчик появился в вашей деревне?

— Появился и все, — огрызнулся староста.

— Он возник из воздуха?

— Нет.

— Он выскочил из земли?

— Нет.

— Тогда такой ответ не принимается. Расскажите мне про тот день.

— Он пришел.

— Один?

— Нет, со своей матерью. Послушайте, какое это все имеет отношение к дракону?

— Они пришли — и что?

— И ничего, — староста развел руками. — Мы не впустили их в деревню. Через несколько дней женщина умерла.

Эхо, неустойчиво сидящая на половине стула, внимательно посмотрела на Вогтоуса. Тот насторожился, как кот.

— Отчего она умерла?

Староста Майлус положил сцепленные пальцы на пузо.

— Мне не нравятся эти наглые вопросы.

— Да, вижу, — равнодушно согласился Вогт. — Так отчего она умерла?

— Она была чем-то больна. Даже дышала с хрипом. Ее ублюдочный сынок тоже не выглядел здоровым. Поэтому мы и не пустили их.

Вогтоус нахмурился:

— Не вижу взаимосвязи.

— Они бы всех здесь перезаражали! — взорвался староста. — Считаете, нам это нужно? А вдруг это было нечто похуже сильной простуды? Время стояло весеннее, зябкое, мокрое, благоволящее всякой заразе.

«Тихо», — мысленно произнесла Эхо и погладила Вогта по плечу. Она услышала его мысли: «Я не злой, ты знаешь. Но я не деревянный, и когда меня злят — я злюсь».

— Ее сын выжил. Сам оклемался. Некоторое время он бродил вокруг деревни, а затем научился пробираться за ограду.

— То есть он выздоровел, — пробормотал Вогт. — Но вы все равно ему не помогли.

Староста притворился, что не услышал.

— Шныряет здесь, как мышь, ворует еду. Если б мы только узнали, как он умудряется пробраться… Он всем осточертел, маленький гаденыш.

Вогтоус потер лоб, словно у него разболелась голова.

— О, лучше заткнитесь, Майлус.

Майлус, весь подобравшись от такого хамства, попытался изобразить испепеляющий взгляд.

— Чужой ребенок никому не нужен. Собственные достали по горло,