Шрифт:
Закладка:
«Не вижу в этом ничего криминального, – одобрил хозяин жилья, здравый в общем человек. – Но скажите, у вас точно есть место работы?»
«Да, конечно», – без промедления ответили мы.
«Боже, какая лгунья! – заорала дама. – Она готовит дома домашние соусы!»
Когда дело дошло до гармоники, хозяин взорвался: «Комнату получит она».
Меня разбили в пух и прах.
Потом я осмотрела два чердака, один небольшой цех, пару помещений под магазин и даже гараж. И начала подумывать о том, чтобы переселиться в сельскую местность и разбить там шатер.
В конце концов я подала объявление и получила ответ. От дамы с первого адреса, которая хотела съехать из своей комнаты. Я спросила почему. «Муравьи, – ответила она, – кларнет выше этажом и шум в трубах по ночам…»
И я переехала.
На Капри больше ни ногой!
Гостиничный гонг в третий раз позвал к ужину. Несколько мгновений тишины изнуренные туристы благовоспитанно медлили за дверью, чтобы не показаться голодными, – после чего в коридорах и на лестницах воцарилось оживленное предвкушение, а в столовую хлынули толпы, счастливые оттого, что теперь у них есть чем заняться.
Возможно, помещение не казалось бы таким унылым, если бы не потуги сделать его не просто местом для принятия пищи, а чем-то бо́льшим. Над входом, обрамленная узором из лилий в стиле модерн, сидела обнаженная девственница, рядом увивался змей, а вокруг играли на флейтах всякие анемичные неземные существа. Противоположную стену занимало полотно «Первое свидание»: все, конечно, происходило под преувеличенно бенгальской луной.
Госпожа Грёнрус сидела напротив мужа, читавшего газету. Ей не нравились суп, муж и весь Капри, а еще она не могла понять, почему эти картины так сильно ее раздражают. Они над ней как будто издевались. Потешались потому, что этот проклятый остров ее обманул, проштемпелевал ее, как очередной «номер для новобрачных». Она знала, что все собравшиеся сейчас у «Первого свидания» тоже были молодоженами. Семейных размещали в центре, а одиноких тактично оттесняли к оконным нишам и рассаживали спиной к стене.
Почему, ради всего святого, они не поехали на Канарские острова, в Эстонию, Марсель или куда угодно, где к ним относились бы не как к туристам! Или почему не пошли в обычное итальянское заведение, где романтику не развешивают по стенам и не включают в счет, туда, где она просто витает в воздухе и варится в кастрюле вместе со спагетти! Да, она точно знает, что есть места, где все именно так, где все естественно, там тебе не стыдно и ты не чувствуешь себя дураком.
Гороховый суп, с иронией думала госпожа Грёнрус. Тефтели, выпечка и взбитые сливки. Питательно, обильно и скучно. Арийская белизна и гигиена, единственный красавец-итальянец среди импортированных официантов и эта дикая живописная романтика на стенах, чтобы посетитель случайно не забыл, что находится на одном из самых красивых остров мира.
Она посмотрела на мужа. На нем тоже стоял штамп Капри. Сандалии на пробковой подошве, рыбацкие штаны с широким красным кушаком на поясе. Чистый воротничок и галстук, купленный дома в «The Gentleman», придавали образу легкого культурного лоска – и одновременно делали нелепым. Так ей казалось.
Нет, она ничего не имеет против романтики! Она любит все примитивное, дикое, изначальное – все то, что и есть природа! Бедные итальянцы! Подумать только, жили себе легко и счастливо в этом райском уголке, добывали пропитание на суше и в море… А потом добрый Мунте[203] стал для них – загорелых, красивых, импульсивных и все такое – отцом-благодетелем. К ним приехали туристы и все испортили, сделали банальным и…
Господин Грёнрус наклонился вперед и похлопал жену по руке:
«Ешь суп, дружочек. О чем ты думаешь?»
«Ни о чем. Кстати, я не люблю немецкий суп. Я приехала в Италию не для того, чтобы есть немецкий суп».
«Но, дружочек, суп отменный. Действительно вкусный».
«Не говори „друж-ж-жочек“! Мне не хватает атмосферы! Все вот это вокруг – оно есть и до́ма… Этот суп! О боже!»
«Но, рыбка, я тебя не вполне понимаю! В любом случае нужно сначала поужинать! А потом можно пойти туда, где атмосфера».
«Ты все прекрасно понимаешь. Не надо иронизировать! Хочешь знать, что я имею в виду? Я считаю, глупо ехать на Капри, чтобы сначала съесть немецкий ужин, потом пойти в американский бар, а потом во французское кабаре или скандинавское кафе… Мне нужна Италия, а не интернациональный салат под цыганскую музыку в тирольских костюмах, я не понимаю…»
«А тут действительно есть цыганская музыка? – с удивлением спросил господин Грёнрус. – Вот уж не подумал бы».
«Нет! – воскликнула его супруга со слезами в голосе. – Прекрати! Ты меня не понимаешь!»
Повисло молчание. Красавец-официант унес суп. Фру Грёнрус продолжала думать. Ей хотелось пожить примитивно. Рыбачить и плавать между утесами. Есть спагетти и пить красное вино вместе с простыми людьми, подружиться с ними. Стоять на вершине Монте-Соларо и смотреть, как солнце заходит над Анакапри. Анакапри? Да, в Анакапри, пожалуй, еще должен сохраниться дух настоящей Италии и подлинная романтика. Неужели они не могут переехать туда?
Эта мысль завладела ею. Все, больше никакого пустопорожнего лежания на пляже, никаких бессмысленных вечеров среди туристических орд на пьяцца, никаких торговцев сувенирами, никаких гидов – а только здоровое, самозабвенное существование с Альбертом в живописной рыбацкой деревушке!
Почти растрогавшись, она подалась вперед через тефтели и попыталась открыть мужу величие своего плана. Но тот по-прежнему отказывался ее понимать. «Анакапри? Господи, зачем? Мы будем прилагать усилия, чтобы лишиться комфорта? То, о чем ты говоришь, есть и дома. А я здесь, чтобы расслабиться, отдохнуть, понимаешь? Я получаю удовольствие оттого, что пол-Капри пытается обслужить меня в приятной форме и благовоспитанной манере…»
«И с заранее приготовленным счетом», – иронически добавила фру Грёнрус.
«Но черт возьми, почему бы мне и не заплатить за это наслаждение? Одно то, что местные ходят передо мной, туристом, на цыпочках и пытаются мне угодить, – одно это уже много значит! Дома ни одна собака…»
«Ха! – резко перебила его фру Грёнрус. – На цыпочках! Как интересно! Они тебя обманывают, чтоб тебе было известно! Это все ужасные иностранцы! Они
