Шрифт:
Закладка:
И все же, когда она подъехала еще ближе, воображаемый образ башен, горящих холодным, сияющим светом на фоне усыпанного звездами неба, поблек, и ледяной холод коснулся ее сердца. Свет Серебряной Леди не падал на эти башни или стены под теплым послеполуденным солнцем, но глаза Кериты не были похожи на глаза других смертных. Они видели то, чего не видели другие, и ее рот сжался, когда зловещий ядовито-зеленый свет замерцал в уголке ее зрения.
Она знала этот вызывающий тошноту зеленый цвет. Она видела это раньше, и ее разум вернулся к дождливому дню в библиотеке барона Теллиана, когда она рассказала ему, насколько, к несчастью, знакомы с присутствием Тьмы защитники Томанака.
Она глубоко вдохнула и посмотрела на храм, пытаясь выделить эти неуловимые проблески зеленого. Она не смогла, и ее челюсти сжались, когда она потерпела неудачу. Каждый из защитников Томанака воспринимал зло и дело рук Богов Тьмы по-своему, неповторимо. Базел получал свои "чувства" - впечатления от вещей, которые еще не были полностью восприняты, но каким-то образом известны. Другой защитник, которого она знала, слышал музыку, которая направляла его. Но Керита, как и некоторые маги, с которыми она разговаривала, Видела. Для нее это было взаимодействие света и тени - или Света и Тьмы. Это внутреннее восприятие никогда не подводило и не обманывало ее, и все же сегодня смысл того, что она видела, был... неясен. Она не могла точно определить это, даже не могла быть уверена, что зеленые световые дьяволы, танцующие по краям ее поля зрения, исходили от храма, а не от города, сгрудившегося под ним.
Этого не должно было случиться. Особенно не тогда, когда она пришла, уже воодушевленная своими подозрениями и предыдущими расследованиями. Разоблачающий блеск зла должен был быть очевиден для нее... если только кто-то - или что-то - обладающее огромной силой, намеренно не скрывало это.
Она заставила себя выдохнуть и покачала головой, как лошадь, которой надоела муха. Сокрытие не обязательно было направлено конкретно против нее, сказала она себе. Что бы ни происходило в Куэйсаре, это явно было частью многолетних усилий, и то, что сделало бы Куэйсар таким призом в глазах Тьмы, была именно его важность для Лиллинары и, в частности, для дев войны Сотойи. Но это также означало, что Куэйсар был более заметным и с большей вероятностью привлекал паломников и посетителей, чем большинство других храмов его относительно скромных размеров. И, кроме Кериты, с паломниками приходили те чьи глаза могли видеть то, что Тьма предпочитала скрывать.
И все же, каким бы логичным ни был этот вывод, факт оставался фактом: требовалась огромная сила, чтобы так тщательно затемнить внутренний взор защитницы Томанака. Действительно, такая сила, должно быть, полностью ослепляла восприятие - будь то зрение, или слух, или осязание - любого, кто менее тесно связан со служением ее богу.
Что означало, что где-то на вершине этого потрепанного временем гранитного зуба ждал слуга Великой Тьмы.
Да, мрачно сказала она себе. И это, вероятно, сама "Голос". На самом деле, это почти должно было бы быть так. Нет никакого способа, чтобы что-то настолько темное и могущественное могло спрятаться от неиспорченного Голоса. Но что бы это ни было, оно не обладает полным контролем. Даже сам Бог Тьмы не смог бы помешать мне увидеть, так ли это. Отлично! Она фыркнула в резком мысленном смехе. Это не все в Куэйсаре. Чудесно. Все, что мне нужно сделать, это предположить, что любая, кого я встречаю, служит Тьме, пока она не докажет обратное!
Она закрыла глаза и сделала еще один глубокий вдох.
Ладно, Томанак, подумала она. Ты никогда не обещал, что это будет легко. И полагаю, что я бы поскакала на поиски подкрепления вместо того, чтобы бросаться в одиночку, если бы мой череп не был таким же толстым, как у Базела. Но это так. Итак, если тебе больше нечего делать сегодня днем, почему бы нам с тобой не пойти и не вызвать Голос?
* * *
- Ну, она почти здесь, Парата.
Варнейтус стоял на городской стене Куэйсара и наблюдал за одиноким всадником, приближающимся к городу.
- Прекрасно, - почти равнодушно сказала высокая женщина, стоявшая рядом с ним. Ее слова прозвучали так кощунственно, что Варнейтус повернул голову и свирепо посмотрел на нее.
- Я знаю, что Далаха... уверена в себе, Парата. Но я надеялся, что хотя бы отдаленно возможно, что твоя уверенность может быть не такой, э-э, буйной, как у нее. Ты же знаешь, это защитница Томанака.
- Так и есть, - согласилась высокая женщина. Она отвернулась от стены и прислонилась к ней спиной, глядя на Варнейтуса с выражением, в котором смешались уверенность, презрение и что-то еще. Голод, решил Варнейтус. Или, возможно , не голод - возможно, нетерпение.
- Ты ведь помнишь, что ты не должна была видеть никаких защитников - и особенно никаких защитников Томанака - здесь, в Куэйсаре, не так ли? - спросил он тоном испепеляющей иронии.
- Да, не должна, - согласилась она. - С другой стороны, это не то, к чему я не готовилась. Паучиха знала, что делала, когда вербовала меня, Варнейтус. При всей должной скромности, я лучшая из всех, кто есть на свете. Я позабочусь о твоей маленькой защитнице за тебя.
Варнейтус недоверчиво уставился на нее.
- Ты с ума сошла? - прямо спросил он, и в ее глазах вспыхнул гнев. Ее рука дернулась возле рукояти меча, а верхняя губа приподнялась, обнажив зубы. Она открыла рот, чтобы заговорить, но указательный палец, ткнувшийся ей в лицо, остановил ее.
- Не говори ни слова, - прошипел он голосом, похожим на шелк, скользящий по лезвию кинжала. - Ни единого слова.
Она снова закрыла рот с почти слышимым щелчком, и волшебник-жрец глубоко-глубоко вздохнул и заставил свой гнев вернуться под контроль.
- Теперь ты выслушаешь меня, - сказал он ей, каждое слово отрубалось, как отдельный кусочек льда. - План Кассана по ослаблению Теллиана заканчивается тем, что выглядит как полная катастрофа. Джергар и все его собратья-слуги уничтожены. И Теллиан, Базел и Брандарк все еще живы. Весь план, за исключением этого одного-единственного аспекта, уже провалился. Если ваша чрезмерная самоуверенность приведет к тому, что эта часть его не сработает, как уже сделали другие части, тебе лучше молиться, чтобы ты умерла здесь, в Куэйсаре. Потому