— Он вошел в мой лабиринт и развлекал нас всех очень долгое время. — Малкольм похлопал Фишера по спине. — Иногда я посылал других своих друзей поиграть с ним. Время от времени я сам навещал его. У нас всегда были такие увлекательные беседы. И вот однажды он добрался до центра лабиринта. Должен сказать, я был потрясен. Я думал, что это займет у него гораздо больше времени. Сколько это было, Фишер? Пятьдесят лет?

— Пятьдесят пять. — Его глаза снова обратились ко мне, словно я была якорем во время шторма, единственным, что могло его удержать.

— Верно. Пятьдесят пять. — Он провел следующие восемь лет, пытаясь найти монету, когда достиг центра, не так ли, любовь моя?

Впервые с тех пор, как три регента начали издеваться над ним, Фишер вздрогнул.

Я тоже.

Моя любовь. Из всех тех слов, которыми Малкольм мог бы назвать его…

— Фишер…

Он слегка покачал головой.

— Не надо. Не давай им ничего. От этого будет только хуже.

Малкольм усмехнулся.

— Однажды Таладей зашел проведать нашего Кингфишера и сказал, что земля задрожала так сильно, что камень треснул у него под ногами, и образовалась щель. И вот, пожалуйста, секрет открылся.

— Позволь мне угадать, — сказала Мадра. — Под твоим прекрасным лабиринтом был портал. И он действовал.

— Точно! Очень проницательно.

Беликон обвиняюще прищурил слезящиеся глаза.

— Те же самые вибрации сотрясали мой дворец.

Малкольм цокнул языком.

— Такой беспорядок. Такой хаос! Наш Кингфишер только взглянул на ртуть, и по словам Таладея, без раздумий вошел в портал. Исчез и не вернулся. Я был удивлен, Фишер. Я столько раз давал тебе возможность покинуть мой лабиринт, но ты никогда не соглашался. А тут ты просто взял и ушел ни с того ни с сего? Когда все эти бедные создания ждут, что ты положишь конец их страданиям? Это было так на тебя не похоже. Расскажи мне, — сказал Малкольм, повернувшись. — Я умираю от желания узнать. После ста десяти лет, проведенных в этом лабиринте, что заставило тебя наконец уйти?

— Ты надоел ему до чертовых слез, и он больше не мог этого выносить, — съязвил Кэррион. До сих пор он держал язык за зубами, но то, что он продержался так долго, было просто чудом. Кэррион был не из тех, кто упускает возможность оскорбить кого-то, какой бы ужасной ни была ситуация. Малкольм шагнул вперед и сжал рукой горло Кэрриона. Король вампиров обнажил клыки, наклонившись ближе.

— Ты мне не нравишься, человек. От тебя пахнет… не так.

— Это, наверное, странный… мох… которым эти водные эльфы натерли… все мое тело… — Кэррион скривился. — У него был странный… запах…

Живые боги, он не знал, когда пора остановиться.

— Острый язык, — усмехнулся Малкольм. — Я с удовольствием осушу тебя, когда все это закончится.

— Хочешь знать, почему я полез в эту ртуть? — спросил Фишер. Это был отвлекающий маневр. Чтобы отвлечь внимание от Кэрриона. Если мы выберемся отсюда живыми, я сверну контрабандисту шею за его глупость, и я была уверена, что Фишер тоже готов был это сделать. Однако уловка Фишера сработала. Малкольм отпустил Кэрриона, и на его лице отразилось отвращение, когда он снова повернулся к Фишеру.

— Ты ушел, потому что безумие наконец-то сломило тебя, — рискнул предположить Беликон. — Мы все знали, что рано или поздно это случится. Ты был поражен этим недугом задолго до того, как появился у ворот Гиллетри.

— Это правда, любовь моя? — спросил Малкольм. — Неужели ртуть в твоей голове окончательно лишила тебя здравомыслия?

Фишер потер лоб.

— Мне стало лучше. Но нет. Я ушел не по этой причине. — Он слегка опустил плечи, переместив вес тела вперед. Я следила за ним так пристально, что заметила, как это произошло. Я много раз видела, как он дерется, поэтому знала, что Фишер не будет смещать свой вес без причины.

Я напряглась, мои глаза расширились.

— Что ты делаешь, Фишер?

Его брови дрогнули. Едва заметно.

— Просто не двигайся.

Малкольму он сказал:

— Я вошел в портал, потому что почувствовал, как меч моего отца зовет меня. И я знал, что он мне понадобится для этого.

Он превратился в дым. Он был ранен и измотан, но я никогда не видела, чтобы он двигался так быстро. Он приблизился ко мне. Одна рука легла мне на бедро. Другая потянулась к другому бедру — к мечу, лежащему в ножнах. Он выхватил Солейс, и клинок вспыхнул ярким светом в наполненном пеплом воздухе, а затем Фишер развернулся. Он двигался как жидкость. Как молния. Как возмездие.

Низко пригнувшись, он переместил оружие так, что кончик клинка оказался направлен вниз. Опустившись на одно колено, он сжал рукоять обеими руками и повел меч по дуге, назад и вверх…

…в живот Беликона.

Все произошло быстро. Действительно быстро. Я едва успела уследить за движением.

Беликон этого точно не ожидал. Изо рта ивелийского короля вырвалось влажное бульканье, когда Фишер вырвал меч своего отца, снова повернулся и вогнал острие прямо в горло Беликона. Он стиснул зубы, навалившись всем весом на оружие, и сверкающее лезвие пробило шею Беликона насквозь.

— Мне не нужна магия, чтобы убить тебя, урод, — прорычал он. — Это за меня. Но в основном это за моих родителей.

Мадра, Бессмертная королева сияющего Серебряного города, Знамени Севера, испустила леденящий кровь вопль. И весь ад вырвался на свободу.

ГЛАВА 42.

ЭТО ТЕБЕ ДОРОГО ОБОЙДЕТСЯ

По подбородку Беликона потекла река крови. Она текла и из зияющей дыры в его животе, густая и горячая в холодном ночном воздухе. Глаза Малкольма сузились до вертикальных щелей, по щекам поползли черные вены.

— Это было опрометчиво. — Вампир бросился на Фишера, но острое серебро рассекло воздух, заставив его остановиться. Авизиет задел его шею — самый кончик меча Лоррета едва коснулся кожи вампира, но этого оказалось достаточно, чтобы ублюдок взвизгнул. Из крошечной ранки с шипением повалил черный дым.

— БЕГИ! — прорычал Фишер.