О том, что судьба ударников была нелегка — и физически, и морально, замечал Деникин: «Я видел много раз ударников и всегда — сосредоточенными, угрюмыми. В полках к ним относились сдержанно или даже злобно. А когда пришло время наступления, они пошли на колючую проволоку, под убийственный огонь, такие же угрюмые, одинокие, пошли под градом вражеских пуль зачастую… злых насмешек своих «товарищей», потерявших и стыд, и совесть»[1480].

Совершенно новым явлением стало формирование ударных женских батальонов. «Русское слово» писало в конце мая: «В Петрограде образовался женский союз помощи родине, ставящий своей целью активную защиту родины на фронте. Главная его задача — образование женских батальонов смерти, которые дадут присягу в первых рядах наступать против врага. Во главе организации стоит жена солдата-крестьянина Бочкарева. В течение нынешней войны Бочкарева принимала участие в нескольких боях, шесть раз была ранена и за выдающиеся боевые подвиги награждена солдатским Георгиевским крестом. А. Ф. Керенский уже утвердил устав женского союза помощи родине и разрешил формировать батальон»[1481].

Подразделение Бочкаревой действительно было первым. «Сия энергичная дама, служившая с успехом на фронте вольноопределяющимся, явилась ко мне с проектом формирования женского отряда, — рассказывал Половцов. — Мысль мне понравилась главным образом для того, чтобы срамить мужчин, не желающих воевать. Для начала формируем роту. Отвожу помещение около казарм гвардейского экипажа, куда зачисляю девиц на довольствие, даю им одежду, вооружение, снаряжение (интендантские штаны приходится сильно перекраивать), назначаю им инструкторов, уже недели через две Бочкарева меня приглашает на смотр. Потеха замечательная. Хорошо отчеканенный рапорт дежурной девицы один чего стоит, а в казарме «штатская одежда» и шляпки с перьями, висящие на стене против каждой койки, производит оригинальное впечатление. Зато строевой смотр проходит на 12 баллов… Даже интендантские штаны пригнаны хорошо, за исключением одной полновесной «новобранки», на которую никакие штаны не влезли, и она осталась на левом фланге стоя в юбке»[1482].

Арамилев наблюдал: «На обучение ударниц обыватели специально ходят смотреть точно в цирк. Одни одобряют, другие ругают. Буржуи, показывая солдатам на марширующих женщин, говорят: «Смотрите и стыдитесь. Женщины хотят воевать, а вы, мужчины, трусите. Довели родину! Свободу завоевали! Женщины вынуждены сами браться за оружие! Эх вы, мужчины!

Солдаты петроградского гарнизона возненавидели «бочкаревскую гвардию» непримиримой ненавистью и оскорбляют на каждом шагу:

— Проститутки! Потаскушки!

— Черт вас сует не в свое дело!»[1483]

Всероссийские женские военные союзы были организованы в Петрограде и Москве. Началось формирование батальонов в столицах и некоторых больших городах. При одном из военных училищ было организовано специальное отделение, подготовившее несколько десятков женщин-прапорщиков. Представление Главного управления Генштаба «О сформировании войсковых частей из женщин-добровольцев» вышло 18 июня. В его реализацию были сформированы два женских пехотных батальона по 19 офицеров, 5 чиновников, 1083 строевых и 85 нестроевых солдат, а также 11 женских отдельных команд связи по 2 офицера и 99 солдат[1484].

Батальон Бочкаревой был отправлен на фронт и принял участие в боях. Как свидетельствовал Деникин, батальон был встречен «разнузданной солдатской средой насмешливо, цинично. В Молодечно, где стоял первоначально батальон, по ночам приходилось ему ставить сильный караул для охраны бараков… Женский батальон, приданный одному из корпусов, доблестно пошел в атаку, не поддержанный «русскими богатырями». И когда разразился кромешный ад неприятельского артиллерийского огня, бедные женщины, забыв технику рассыпного строя, сжались в кучку — беспомощные, одинокие на своем участке поля, взрыхленного немецкими бомбами. Понесли потери. А «богатыри», частью вернулись обратно, частью совсем не выходили из окопов»[1485].

Ставка начала делаться и на создание национальных частей. Дореволюционная русская армия была полиэтничной. «Национального вопроса в старой русской армии не существовало…» Однако еще до 1917 года возникли национальные части: несколько латышских стрелковых батальонов, Кавказская туземная дивизия, которой командовал великий князь Михаил Александрович. Она была более известна под названием «Дикой» и состояла из добровольцев с Северного Кавказа. Центробежные тенденции на окраинах отразились и на внесении национального элемента в армию. «Единственные мотивы национализации заключались тогда в стремлении политических верхов возникавших новообразований создать реальную опору для своих домогательств и чувство самосохранения…»

Первоначально правительство отнеслось к разделению армии по национальному признаку резко отрицательно. Но затем возникла мысль, что «создаваемые заново национальные части могут избегнуть ошибок, увлечений демократизации и стать здоровым ядром для укрепления фронта и создания армии. Генерал Алексеев решительно противился всем попыткам национализации, но поощрял польские и чехословацкие формирования. Генерал Брусилов самовольно разрешил первое украинское формирование, прося затем Верховного главнокомандующего «не отменять и не подрывать тем его авторитета»[1486].

Попытки создания украинских — гайдамацких — формирований начались еще в дни Февральской революции. «В течение марта и апреля в тылу Юго-Западного фронта, а также во всех сколько-нибудь значительных гарнизонах Петрограда, Москвы, Казани и других городов самочинно создавались специальные украинские воинские части с желто-голубыми знаменами и кокардами»[1487]. Но гораздо быстрее и масштабнее процесс шел на самой Украине. Как подтверждал военный комендант Киева, а затем и командующий Киевским военным округом Оберучев — явочным порядком: четыре тысячи дезертиров во главе с штабс-капитаном Путником-Гребенюком потребовали признать их первым национальным полком. Оберучев, человек либеральных взглядов, решил согласиться, поставив условием лишь то, что полк будет пополняться волонтерами, а не дезертирами. «Как я и ожидал, генерал Брусилов немедленно согласился на мое предложение и разрешил не только формирование «1-го украинского имени гетмана Богдана Хмельницкого полка», но и формирование запасного полка на тех же основаниях». Керенский также признал возможным «считаться с фактом и утвердить этот полк». Об условии, конечно же, тут же забыли, в полк «вливались вместо добровольцев, не обязанных службой, все те же самовольно отлучившиеся с фронта и тыла, которые были при первых попытках самочинного формирования».