был моложе. Лэнтин был брюнетом среднего роста, с тихим голосом и мягкими манерами. Его серые глаза казались приветливо дружелюбными, но в моменты гнева их наполнял стальной блеск. Вместе мы помахали на прощание Кэннеллу, и несколько недель спустя получили телеграмму из Сайгона, в Индокитае, кратко сообщавшую о том, что он прибыл. Затем он отправился вверх по реке Меконг в джунгли, чтобы по сети извилистых речушек добраться до Ангкора. Последний этап путешествия он плыл на каноэ, с группой из семи или восьми туземцев. Более никого в его экспедиции не было.

Больше о Кэннелле ничего не было слышно, пока, неделю спустя смертельно напуганные туземцы из его экспедиции не объявились без него в маленькой деревеньке выше по течению реки. Задыхаясь от суеверного ужаса, они рассказали, что на третью ночь по достижении Ангкора, белого господина утащили демоны, обитающие в руинах. Демонов ни один из них не видел, но они слышали отчаянные крики белого господина, и он пропал, не оставив никаких следов. Было ясно, что могучие духи мертвого города были возмущены вторжением, и покарали белого человека, который осмелился нарушить их покой, поэтому благочестивые туземцы сразу бежали с места так быстро, как только могли.

Услышав этот рассказ, несколько французских плантаторов направились к Ангкору, заставив упирающихся туземцев сопровождать их, но не нашли никаких следов Кэннелла, который, казалось, провалился сквозь землю. Его палатки и снаряжение были найдены нетронутыми, что подтверждало историю аборигенов относительно их внезапного бегства.

Поисковая партия вернулась и выдвинула предположение, что на Кэннелла напал тигр, и, что услышав крик ученого, суеверные туземцы тут же придумали себе демонов. Хотя это объяснение было ошибочным, оно представлялось настолько рациональным и правдоподобным, что было принято властями в Сайгоне как официальная версия.

Родственники Кэннелла были немногочисленны, друзей, кроме Лэнтина, у него, в общем-то, не было. Газеты быстро потеряли интерес к исчезновению исследователя, археологические журналы выразили сожаление, отдав должное его блистательным открытиям. Но это было все. Скоро новые восходящие звезды воссияли на небосклоне науки. И Кэннелл был забыт.

Время шло своим чередом. Дни… месяцы… годы….

Глава 2. История Кэннелла

Я пропускаю период до той июньской ночи, когда, по прошествии более трех лет после исчезновения Кэннелла, водоворот драматических событий затянул меня. Лэнтин и я работали в лаборатории, когда телефонный звонок отвлек нас от проблем науки. Мы как раз достигли критической точки в нашем эксперименте, и поэтому Лэнтин не стеснялся в выражениях, пока шел к назойливо трезвонящему аппарату. Я не помню, как и что он говорил в трубку, но когда он оторвался на миг от нее, имя, сорвавшееся с его губ, поразило меня ударом тока:

— Кэннелл!

Я вскочил, и он повернулся ко мне с изумленным лицом, все еще держа трубку телефона возле уха.

— Я буду через десять минут! — наконец прокричал он.

— Боже, Уиллер, это Кэннелл! — воскликнул он.

— Что? — тупо переспросил я ошеломленно и растерянно.

— Кэннелл в моей квартире. Он говорит, что ждет нас. Где его черти носили все эти три года?

Но я уже схватил шляпу, и через мгновение мы были на улице, ловя такси. Холостяцкая нора Лэнтина располагалась у самой крыши высотки, и мы желали добраться туда как можно скорее.

Всю дорогу Лэнтин молчал. Он был явно очень взволнован, но моё волнение быстро улеглось. В конце концов, я решил, это может быть глупая шутка, хотя и бессмысленно злая. Тем не менее, Лэнтин признала голос, но прежде чем я смог спросить его об этом, подоспел лифт. Когда кабина остановилась на самом верхнем этаже, Лэнтин кинулся к двери своей квартиры. Влетев пулей в прихожую, он остановился. Стоя за ним, я посмотрел через его плечо. Там был человек, человек, который при нашем появлении вскочил на ноги и кинулся к нам. Это был Кэннелл, я признал его сразу. Кэннелл — но изменившийся.

Его лицо было усталым и измученным, и вместо нетерпения и радости выражало неземной ужас. Страх и напряжение пропитали археолога насквозь, изменив походку и жесты, сделав всю его фигуру какой-то сжавшейся и съёженной, а взгляд затравленным. Пока я изумленно разглядывал его, он бросился к Лэнтину и заключил друга в объятия.

— Слава богу, ты приехал! — измученно простонал человек, которого я знал как бесстрашного путешественника и авантюриста.

Мы стояли в оцепенении, а он рухнул в кресло и обреченно закрыл лицо руками, точно ребенок, прячущийся от воображаемого чудовища. Лэнтин, наконец, нарушил странную паузу.

— Где ты был, дружище? Три года! Ради бога, Кэннелл, что случилось? Где ты был все это время? — начал он тормошить сжавшегося в кресле друга.

Кэннелл смотрел на нас, и лицо его, только что выражавшее отчаяние и страх, вдруг преобразилось, и теперь его выражение стало задумчивым и в то же время горько-ироничным.

— Три года? Может, и так. Только не для меня!

Лэнтин и я обменялись обеспокоенными взглядами. Не сошёл ли наш друг с ума? Чем было вызвано его странное исчезновение?

Кэннелл увидел нашу озабоченность и верно интерпретировал этот обмен взглядами.

— Я знаю, что вы думаете, и иногда я сам думаю, что я в самом деле сумасшедший. Как хорошо было бы, если бы это было так, — мрачно сказал он. Но прежде чем мы успели хотя бы что-то переспросить, его настроение вновь изменилось, и он указал нам на кресла рядом с собой. — Но вам обоим я могу рассказать, что я видел, что случилось со мной. Я не мог рассказать другим… Нет! Они бы никогда не поверили, и может быть, даже вы не поверите. Но это все правда… правда, я говорю вам! — Его голос сорвался, превратившись в то ли стон, то ли крик. — Вы знаете, почему я отправился в Ангкор, что я планировал сделать там. Я поднялся вверх по Меконгу на пароходе, а затем нанял туземцев сопровождать меня остальную часть пути на каноэ. Мы долго петляли в лабиринте речек, речушек, ручьев, заброшенных каналов, заросших