Шрифт:
Закладка:
— О!.. Поздравляю, Луис: вы нашли Предмет!
— Да?.. — механик встрепенулся.
— Только не советую его брать в руки. Дикари тоже оставили его, что говорит об известной доле ума.
— Почему, милорд?
— Вы не знаете… Существуют Предметы, которые мерцают. Очень тускло — заметно только в кромешной тьме. По словам церковников, они — испытание для душ. Чья душа измарана грехами, тот погибнет, взяв в руки мерцающий Предмет.
— Правда, милорд?
— Полагаю, правда. В нашем достоянии имеются три мерцающих Предмета. Матушка порою любит затеять религиозный диспут, а отец — человек практичный. Однажды он поспорил с герцогиней о мерцающих и решил проверить слухи на деле. В замковой темнице содержалось несколько человек… там всегда кто-нибудь да найдется. Один был женоубийца. Отец велел приковать его к стене, а на грудь повесить мерцающий Предмет. Спустя сутки пришли проверить.
— Что с ним случилось, милорд?
— Умер.
— Как?
— Скверно. Вам лучше не знать.
Луис сел на корточки возле Эрвина. Он был в каком-то странном молчаливом напряжении, вполне ощутимом даже в темноте.
— Что с вами, Луис?
— А вы, милорд? — невпопад ляпнул механик.
— Что — я?
— Вы брали в руки мерцающие Предметы?
Эрвин усмехнулся:
— Неужели я похож на праведника? Или на самоубийцу?
— А что… — Луис запнулся. — В чем…
— В чем я согрешил? Вы шутите? Кто задает такие вопросы лорду! С вами определенно что-то не то.
— Простите, милорд…
— Зачем это вам понадобилось?
— Я… э… ни за чем, милорд. Это была глупость, простите меня.
Вдруг Эрвин понял.
— Ах вот оно что! У вас самого неспокойна совесть, верно? Что вы натворили, Луис?
— Натворил… — как-то скрипуче повторил механик. — Ничего, милорд.
И в этот момент раздался крик. Скорей, не крик даже, а хриплый сдавленный выдох, словно карканье ворона. Эрвин вздрогнул: так хрипит человек, захлебываясь собственной кровью. А затем одновременно раздался лязг меча о кольчугу и тявканье тетивы, и вопль: «К оружию!»
Ориджин схватился на ноги. На миг он растерялся: что делать? Нас атакуют — внезапно, во тьме! Командовать боем?.. Стоять в стороне?..
Луис тоже подхватился, и в его руке откуда-то возник кинжал. Верно, он прав: к оружию. По примеру механика, Эрвин выхватил меч.
— Останьтесь тут, Луис. В бою от вас пользы…
— Простите, милорд, — хрипло каркнул механик и взмахнул рукой.
Эрвин не успел ни блокировать, ни отскочить, ни даже удивиться. Луис ударил его ножом в грудь — сверху вниз, под левую ключицу.
Первой пришла не боль, а чувство полного абсурда, нереальности. Это не со мной, это не происходит, этого попросту нет! Неуклюже, медленно Эрвин начал поворачивать меч… отчего-то он стал неподъемно тяжелым, рука еле двигалась. Луис выдрал нож из раны. Боль прошибла тело, брызнула кровь. Судорога пронзила мышцы, пальцы разжались, меч звякнул о землю.
— Почему?.. — выдавил Эрвин.
Глаза Луиса — выпученные, шальные, белые в лунном свете. Он уставился на нож в своей руке, на грудь Эрвина — будто не мог понять, отчего лорд еще на ногах. Схватил кинжал двумя руками и занес для нового удара. Тогда, внезапно для самого себя, Эрвин прыгнул с обрыва.
Воздух, полет. Выступ стены, удар, плечо, взрыв. Воздух. Пальцы царапают по стене, боль под ногтями. Выступ. Миг равновесия — затем воздух, полет, ужас. Новый выступ. Эрвин грохнулся на него боком, дыхание вышибло прочь, из раны плеснула кровь. Он ослеп от боли. Он закричал бы, если б мог дышать.
Где-то вверху механик приглушено буркнул:
— Слава богам.
Левой рукой Эрвин вцепился в грудь — мокро, скользко под пальцами. Правой нащупал выступающий камень, схватился, подтянул себя подальше от края. Протянул руку — стены не было. Он лежал у входа в грот, каких много по всем стенам пещеры. Эрвин уперся локтем, сковырнул себя с места, вкатил внутрь выемки. Рана вспыхнула каленым железом, когда вес тела пришелся на левый бок.
Наверху, едва слышные, шаркали шаги Луиса. Далеко, очень далеко рваными нотами звенел бой.
Эрвин задыхался. Каждый вдох отдавался болью. Рубаха с пугающей скоростью намокала от крови. Срывая костяные пуговицы, он распахнул камзол. Попытался отодрать полу сорочки — боги, как мало сил! Вытащил кинжал, принялся кромсать ткань на себе, пока в ладони не остался приличный клок. Ощупал грудь.
Левая ее половина была горячей и липкой. Пальцы скользили, елозили, вдруг вонзились в тело обжигающей болью. Вот рана — на дюйм ниже ключицы, слева, у подмышечной впадины. Только не кричать, не кричать! Он приложил тряпицу, зажал ладонью. Ощупал другой рукой. Не понять, остановилось ли кровотечение: вокруг темень, а кожа и так вся в крови. Но тряпка быстро стала мокрой и горячей.
Шаги наверху, вроде, стали отдаляться, но вскоре приблизились вновь. Отблеск пламени упал на дальнюю стену пещеры. Факел?.. Краем сознания Эрвин отметил, что звуки битвы утихли. Мы уже победили? Должно быть. Против дикарей-то…
Эрвин расстегнул пояс, подтянул повыше, перекинул через грудь. Отнял тряпицу от раны, свернул материю, получил плотный короткий валик. А теперь… Второе отцовское правило: терпи боль молча. Глубоко вдохнув, пальцами левой руки Эрвин развел края раны, а правой вогнал в нее тампон. Молча! Терпи молча!..
Тьма пещеры пошла багровыми кругами. Эрвин испугался, что сейчас лишится чувств. Кусочек тряпицы между ребер ощущался так, словно туда вогнали шипастый набалдашник булавы. А наверху, на тропе, чей-то незнакомый голос спросил:
— Лорденыш мертв?
— Да, сир…
— Ты убил его?
— Э… я не…
Это растерянное бульканье принадлежит Луису. Но кто второй? Уверенный жесткий голос. Слишком правильный выговор для дикаря.
— Повторяю: ты убил его?
Ударение на «убил», не на «ты». Так спрашивают о выполнении приказа.
— Да, сир… заколол.
— Где тело?
— Внизу, вон там.
Наверное, Луис указал пальцем в темень провала, где сорока футами ниже корчился Эрвин София.
Терпи молча. Лишь девицы и ничтожества рыдают от боли. Эрвин накрыл рану кожаным бортом камзола, поверх перебросил ремень и туго затянул. Левой рукой зажал себе рот, чтобы не заорать, зубами впился в ладонь. Недостаточно туго, нужно дотянуть…
— Ты уверен, что он мертв?
— Я ударил его прямо в сердце, сир, а после сбросил вниз. Мертвее не бывает, сир.
Лжешь.