Не будут ли об этом завтра говорить на всех улицах Столицы?

— Свидетелей нет. — усмехнулся незнакомец, вдруг поднимаясь и шагая в сторону сцены. Бесформенный плащ моего собеседника топорщился во все стороны, полностью скрывая фигуру и движения. Незнакомец плыл вниз по ступеням словно призрак. Затем он поднялся на сцену, но актеры будто не замечали его. Даже в момент, когда “доброжелатель” вставал между парой обменивающейся репликами.

— Все актеры слепы и глухи. — пояснил мне “Тев”, пока доброжелатель наблюдал за спектаклем прямо со сцены. — Они добровольно на это пошли. Несколько месяцов учат пьесу, репетируют, запоминают временные промежутку и сигналы, а затем им магией размыкают важные нервы, передающие сигналы в мозг. Каменные выступы на полу как раз нужны, чтобы слепые актеры по ним понимали где находятся и куда надо идти.

— Но потом они снова прозреют?

— Да. — уверил демон. — Они играют, не зная своего зрителя и покровителя. Не видят даже друг друга. И все же действуют как единое целое. Чужие слова и чужие деньги направляют их во тьме и тишине. Не метафора ли это на все человеческое общество?

Доброжелатель вернулся, а пьеса ушла уже в совсем мифологические сюжеты. Вот Азард повергает Неридию силой Великого Пламени и провозглашает эпоху людей. В этой версии знаменитой истории первый из магов был трезв, скучен и очень пафосен. Видимо, автор с настоящим Азардом знакомства не водил. И после этого предательства пьеса показала еще одну историю. Ее главными героями были Неридия и какой-то, наверное, бог по имени Эагис. Роль исполнял пожилой, но достаточно крепкий мужчина с окладистой седой бородой. Его наряд сочетал в себе торжественную тогу и элементы доспеха. Этот персонаж приковал к себе мое внимание. Внезапно довольно скучная пьеса заиграла новыми красками. Дело в том, что на лбу, щеках и одежде Эагиса были нарисованы… красные, пылающие глаза.

Мифологический сюжет повествовал о том, как Неридия и титан(таки не бог) Эагис заключили союз против Забытого. И в общем то все было хорошо, но обернулось дело печально. Забытого они одолели. Однако простодушный Эагис, недооценил коварства своей союзницы. Та послала к нему одну из своих дочерей по имени Мирканто. Сестру Лав в общем. И Эагис такой компании был рад, не подозревая, что Мирканто в отличие от остальных ведьм, родилась не чтобы плодить монстров. Она несла миру лишь смерть. И втеревшись в доверие к многоокому титану, усыпила по очереди всего глаза песней, а затем перерезала ему горло. Такой вот мифологический сюжет.

Но что опять интересно… Внешне, Мирканто выглядела как некое получудовщие. Это если ориентироваться на костюм актрисы. Она носила рога и была одета в блестящую чешую… Я заглянул в стратегию, где был раздел с надписями, появившимися на игле.

"Сквозь мрак ночи и сияние звезд, да услышишь мой голос. Клинок, скрытый во тьме. Сердце, спрятанное под золотой чешуей. Гром! Раскат его лишь шелест после музыки светил. Пламя! Касание его лишь бутон цветка после жара наших чувств".

Ага…

Ну, кажется, я теперь знаю, кто и для кого сделал эту самую иглу.

— Последняя история особенно интересная, да? — с намеком обратился ко мне “Тев”. — Который раз за ней наблюдаю, но снова трагизм пронимает до глубины души.

— Миф об убийстве Эагиса был довольно популярен всегда. — вступил в разговор доброжелатель. — Тысячеокий титан, воплощающий звездное небо, власть знаний, любопытство и детскую наивность. Мудрый старец с сердцем ребенка. На другой чаше весов судьбы его противоположность — Мирканто. Вообще, этого бога чаще изображают мужчиной. Сыном Неридии. В мифах он всегда противопоставляется своим сестрам. Они ведьмы, порождающие чудовищ. Ужасную, отвартительную, но все таки жизнь. Они воплощение темной стороны природы. Он же — губитель, лишь забирающий жизни. Но для Нумия сюжет с однополой страстью показался слишком пошлым и пригодным только для грязных уличных комедий. И он сделал Мирканто женским персонажем.

— Это пошло на пользу пьесе. — добавил “Тев”. — Коварство и любовь. Дочь по приказу матери соблазняет ее союзника, чтобы убить. Затем сама мать испытывает слабость к человеку. Мирканто предает Эагиса. Неридию предает Азард.

— Занятно. — ответил я, наблюдая как актеры покидают сцену. — А что дальше? В смысле со мной.

— Вы продолжите службу стратег. — ответил доброжелатель. — А мы будем наблюдать за вами и с надеждой ждать, что вы не совершите ошибок, героев этой пьесы.

— Намекаете на предательство? — усмехнулся я. — Интересно. Вообще это меня предали федераты в сговоре с мастером-венатором. Я сражался за интересы Империи и победил. Вы же направили ко мне убийцу, а теперь подозреваете и угрожаете. Я не прошу милости. Не требую почестей. Дайте мне спокойно выполнять мою работу! Вот и все.

— Какая проникновенная речь, не правда ли? — усмехнулся “Тев”.

— Банально, но в словах сквозить искренность. — ответил ему “доброжелатель”. — Стиль речи очень подходящий для воодушевления солдат. А что еще стратегу нужно?

— Много чего. — издевательски ответил я. — Чтобы на его жизнь не покушались хотя бы союзники! Это очень помогло бы делу защиты Империи. Я так то сражаюсь во славу ее.

— Год за годом мы слышали подобные речи от Антавия Карра. — ответил “доброжелатель”. — Дайте мне разгромить варваров-предателей во славу Империи — говорил он. Обвинял Сенат. Обвинял всех кругом. Жалкие алчные старики, которых купил с потрохами варварский царек. А мы, стратеги — доблесть и слава Империи, которых душит беззубая аристократия.

— Ну а в чем он был неправ? — вызовом спросил я. — Геор покушался на границы Империи в трудный час. Он набирал силы. Если бы победил, то мог стать серьезной опасностью в будущем.

— Вы, стратеги, доблесть и слава Империи… — согласился “доброжелатель” — Но вы же и ее погибель. Уже видели его? Рег. Трехтысячелетний город.

— Издалека во тьме.

— Мы хвастаем, что уже полторы тысячи лет ни один завоеватель не смог сокрушить священные стены. Красиво звучит… Как и вся ложь.

Человек в маске указал куда-то в сторону севера.

— В часе езды от нас холм Бервидия. Восемьсот сорок лет назад консул и стратег Крит Литерий стал там лагерем с пятью своими легионами. Герой войны. Он вернулся и впервые захватил Столицу силой оружия. Диктатор. Говорят, когда солдаты вошли в город, то стены можно было красить