- Ага… синяк… большой! Ну-ка выпрямись! Вдохни глубоко! Еще! Боль есть? Нет… так, дай я послушаю!

«И наклонилась так… нескромно. И ушком прижалась! И вроде боль чуть меньше стала… даже!».

- Не пойму! Будем исходить из того, что трещины в ребрах есть. Тугую повязку на грудь! Ага… правильно, Лиза, эта простынь подойдет!

На слабые возражение Косова оставить ему пространство для дыхания, Кира строго:

- Вот давай ты не будешь под руку лезть! Больной! Ведите себя прилично!

«Это она на его попытку потрогать ее колено?».

- Ага… вот и игла! Ну все, Ванечка! Теперь-то я тебя помучаю! Голову подними! Выше! Ага! Держи так! Лиза, придерживай его, чтобы не дергался!

- Мне так неудобно… сбоку. Давай я на топчан залезу и буду сзади его держать!

- Вот видите, больной! К Вам женщины сами на кровать лезут, а Вы спокойно посидеть не можете!

- Может… водки ему дать, чтобы не так больно было? – подала голос из угла Лида.

- Г-к-х-м… ну… можно и дать. Хотя… при сотрясении вообще-то не положено. Ну да ладно, налей ему… полстакана хватит!

Он забулькал водку как воду. А потом сидел, только изредка шипя, когда было особенно больно.

- Ну вот… видите, девушки, какой красавец у нас получился! – Кира «жжет»!

- Ты, Кира, видно уже не раз так вот… шьешь! Вон как уверенно, и быстро все сделала, - удивляется Лида.

- Ага… вообще-то я шила первый раз в жизни. Раньше только видела, как другие шьют! – немного смутилась мадмуазель-врач.

- Так это ты на мне… руку набиваешь? – пытался крепиться Косов.

- Вот! Явный пример, что водка ему была не нужна! Он и так бы не умер! А сейчас мы имеем наглого и пьяного пациента!

«Имеем… ага… тут его только и иметь. Коли сам ничего не может!».

- Вот! Я же говорила – наглый и пьяный!

«Это что я, вслух что ли последнее сказал?».

- Так… губу шить не буду. Так заживет. Она же не насквозь разрублена. Ну да – шрам останется, ну и что с того?

Потом, когда его уже обтерли частично водкой, а частично – мокрыми полотенцами, и уложили на кровать, женщины прибрались в комнате, его закачало и куда-то понесло – все быстрее и быстрее. И он уснул.

Он валялся в своей комнате уже пятый день. К нему постоянно забегала Лида, все следила за его состоянием.

Сотряс дал о себе знать, и когда он на следующее утро попытался встать, чтобы пойти и справить… надобности, его кинуло назад, на топчан, а потом еще и замутило. Хорошо, что Лида была рядом, а то бы и облевал и себя, и все постельное белье.

Очень было неудобно, когда женщина подкладывала под него какую-то чашку, в качестве утки. Он отворачивался к стене и крепко зажмуривал веки.

- Ну чего ты стесняешься? Вот же – глупый! Тебе сейчас лежать надо спокойно! – тихо говорила Лида. И пальцы у нее были… ласковые. Правда, когда Иван, чуть приоткрыл веки, было видно, что женщина сама покраснела.

В такие минуты Иван скрипел зубами и обещал Бычку самые жуткие казни!

И Лиза заходила каждый день, попроведовать. Она немного сидела у кровати, что-то ему рассказывая негромко. И было так хорошо и покойно, что Иван засыпал.

Но уже на третий день стало будто бы полегче.

«Как на собаке заживает!».

Но женщины не давали ему вставать с кровати еще пару дней. Видя, как ему неловко, Лиза, как-то раз проводя эти… «утиные истории», наклонилась у нему и шепотом произнесла:

- А ты ничего там… немаленький!

Он повернул к ней голову:

- Хочешь попробовать?

Она засмеялась:

- Может и попробуем… когда выздоровеешь… А то посмотришь на тебя сейчас и прямо оторопь берет – это как же человека «разукрасить» можно?!

«Вот еще… подкалывает!».

А потом к нему заглянул… ага, на огонек, милиционер.

- Косов Иван? – милиционер посмотрел на него и отвел взгляд.

«Мда… с непривычки-то – наверное очень уж «интересное» зрелище я представляю. Как только женщины – Лиза и Лида, его не пугаются? Или привыкли уже?».

- Он самый, товарищ…?

В милицейских званиях этого времени он не разбирался совсем. Да и необходимости такой не возникало.

- Инспектор Цыбин, Павел Геннадьевич!

Был инспектор лет двадцати семи на вид. Подтянутый, чистая форма сидела на нем, как влитая. И на лицо приятный такой – мужественная физия слуги закона!

- У меня к Вам будет несколько вопросов. Вы можете сейчас разговаривать? Как самочувствие?

- Ну… товарищ инспектор, самочувствие мое… бывало и лучше. А разговаривать? Так мы же уже разговариваем, не так ли? – из-за распухших губ говорил Косов невнятно и как-то противно пришипетывая и бубня.

Инспектор кивнул и уселся на табурет у стола.

- Мне вас опросить нужно… по поводу драки.

- А что, есть какое-то заявление?

«Неужто Бычок заяву накатал? Да быть такого не может! Или он уже совсем – гнида? Его же потом в деревне совсем уважать перестанут!».

- Есть заявление, да.

- А… от кого заявление, товарищ инспектор?

- А Вам, Косов – не все ли равно? Заявление есть, мы проводим проверку!

- Нет, товарищ инспектор, не все равно! И Вы сами это прекрасно понимаете! Неужели Бычо… то есть Петр заявление написал?

Инспектор поморщился:

- Нет… заявление написала его мать! Да Вам от этого не легче, Косов! Вы знаете, что у Селиванова перелом нижней челюсти? Так что… подумайте, Косов, что может Вас ждать впереди.

«Не знал я раньше фамилию этого мудака! Селиванов Бычок, выходит!».

- А что меня может ждать впереди? Или такое понятие, как самооборона – в советском Уголовном Кодексе отсутствует? Иду провожать девушку, со станции вываливаются нам на встречу два пьяных обалдуя, и начинают оскорблять меня и девушку. А потом – и драка началась! Или вы на моем месте не вступились бы за честь девушки?

- Я не на Вашем месте, Косов! И никогда не буду! И вот что… ты мне тут не дерзи, понял, сопляк!

- О как! То есть вежливость рабоче-крестьянской милиции – это миф? Или Вас так руководство с людьми разговаривать учит? Или Вы не проверку проводите, а номер отбываете, а для себя уже решили