— Ммм… — отрицательно качает головой. — Я не хочу говорить тебе этих слов. Ты, жестокая сучка, не заслуживаешь их слышать от меня.

— Я знаю, что сделала тебе больно. Тебя ломало. Ты чувствовал себя преданным. Я не сожалею. Других вариантов не было. Рано или поздно тебе пришлось бы это пережить. Мы говорили с тобой об этом на берегу. Надеюсь, ты использовал моё исчезновение, чтобы стать сильнее? — поднимаю я бровь.

Опускает взгляд.

— Не хочу об этом говорить.

— Хорошо. Почему ты развёлся? — разглядываю меню. — Мне глясе.

— Исправил ошибку. Не нужно было мне жениться. Хочу быть свободным.

— Ты обманываешься. Хотел бы свободы — ломанулся бы от меня как от огня! Я давала тебе шанс. Семь лет. А ты летишь…

— Это — другое. Это… ммм… как возвращение туда, где…

— Было больно и некомфортно, но сладко и пронзительно. И это пропитывало всё остальное, наполняя смыслом и жизнью.

— Да.

— Вынуждена констатировать, что ты до сих пор в моей собственности.

— Вынужден согласиться. Хоть я и не согласен с такой расстановкой.

— Ты с самого начала был не согласен. Это не мешало нам получать удовольствие друг от друга.

— Туманова.

— Филлер.

— Поцелуй меня. Больно. Как ты делала это раньше.

— Правило номер два.

Закрывает глаза, пряча улыбку.

— Нет. На это я больше не пойду! Никаких тройничков.

— Тогда обойдёшься без поцелуя. Пока сам не попросишь тройничка.

— Ладно. Пока — обойдусь.

— Расскажи мне… — поднимаю на него глаза, делая глоток кофе.

Его взгляд улетает в потолок, лицо болезненно вздрагивает. Но он вдыхает поглубже и справляется с эмоциями.

— Что рассказать? — весело, но через силу.

— Как ты справился с зависимостью?

— А ты?

— Я надела другой «костюм» и жила в нём. В нём тоже было тепло и комфортно.

— А сейчас?

— А сейчас меня втряхнули в старый. Насильно. Как и тебя! — улыбаюсь я.

Чувствую — он не хочет говорить о том периоде. Там что-то такое…

— Рассказывай, Филлер.

— Что?

— Не тупи. Покусаю! Откуда ты берешь эмоции сейчас?

— Я не обязан перед тобой отчитываться.

— Рада была видеть, — отставляю свой кофе и встаю из-за стола.

Выражение его лица меняется с упрямого на встревоженное.

— Прощай.

— Сядь! — подрывается на ноги. — Пожалуйста, сядь.

— Зачем? Сейчас должен быть правильный ответ, — предупреждаю я. — Или мы попрощаемся навсегда в этот раз.

Его сносит. Ноздри агрессивно вздрагивают.

Ненавидишь. Знаю. Помню. Понимаю. Принимаю.

— Минуту… — облизывает он губы, пытаясь сосредоточиться.

— Не нужно так беспокоиться. Подыши… расслабься… подумай… ответь. А я пока допью свой кофе.

Сажусь на место. Медленно присаживается на своё.

— Почему я должна остаться?

— Ты мне нужна.

— Зачем?

— Ой… — вздыхает. — Дай мне аванс, Туманова. Без ответа на этот вопрос. Я… отвык от этой "игры на обнажение".

— У тебя есть аванс, — улыбаюсь я, — двадцать минут. А пока расскажи мне про наших. Вы же общаетесь?

— Да! — улыбается он с облегчением.

Боречка — перспективный инженер на крупном предприятии. Три года женат. Стараются не пересекаться наедине с момента моего исчезновения. Ну… я же понимаю, почему?… Слишком много ассоциаций. А вместе с группой — да, каждый год. Сама я ни разу не была на этих встречах.

Танюшка уехала к себе на Алтай, муж, дети… Грустный ангел где-то в Питере. Тоже всё хорошо. Редактор.

— У мамы твоей как дела?

— Мама… — закатывает он глаза. — Раза три в год напоминает мне, что я неудачник.

— В связи с исчезновением моей персоны?

— Да. Даже жену не приняла, представляешь?

Мама Немца всегда была в моей команде. И неприкрыто требовала меня в невестки.

Поглядываю на часы.

— Ну, что? Готов? Я должна остаться, потому что…?

— Если я отвечаю правду, ты остаёшься в моей жизни. Так? — опасливо прищуривается он.

— Да. Если там нет моих Хардов.

Сглатывает.

— Потому что?…

— Потому что… — всматривается в меня. — Ты… придаешь вкус и цвет… тому, что со мной происходит.

— Не пойдёт… — отрицательно качаю головой.

— Подожди. Я не всё сказал. И когда тебя нет… я не могу отыскать… «здоровой» замены. Нет — ты, конечно, тоже нездоровая «штука». Но…

— Быстро, Немец!

— Я заменил тебя… «коксом».