камер. Именно это случилось со всеми, кто исчез с улиц Джии.

Дум, дум, дум, продолжали бить барабаны. Дум, дум, дум.

Затем они перестали, и продолжались только крики, пока и они не стихли, голос за голосом. Джакс знал смерть всю свою жизнь. Он убивал и видел, как убивают людей, но, так или иначе, слушать это было намного хуже. Жалкий конец для людей, которые этого не заслуживали.

Слезы текли по его лицу, эти смерти были почти такой же пыткой, как и то, что он пережил в камере Монсуты.

Ты оскорбляешь меня, старик. У нас было нечто особенное. У нас была связь.

Джакс выбросил эти мысли из головы. Все это было нереально. Затем он заметил, что крики полностью прекратились.

— Вы дадите Кейджу свою кровь? — прогремел голос, высеченный из камня. Рааку?

— Да, — взревели зрители на берегу.

— Вы обещаете служить Кейджу в этой жизни и в следующей? — прокричал человек-бог.

— Да.

— Покажите мне.

Ножи блеснули в утреннем свете. Джакс знал из храмовых церемоний в Джии, на которых его заставляли присутствовать, что именно в это время люди отдавали свою кровь Кейджу, но он не ожидал того, что произошло дальше.

Он не ожидал увидеть, как эгрилы убивают себя.

— Они все сумасшедшие.

— Они делают это каждое утро. Убивают кого-то из нас, затем некоторые из них убивают себя, — сказал Греван.

— Каждое утро? — тупо повторил Джакс.

Греван кивнул.

— Как долго ты здесь?

— Недели две — может быть. Каждый раз они хватают тех, кто ближе к двери. Мы позволяем новеньким занять это место. Пока они пополняют камеру каждую ночь, большинство из нас в безопасности.

– А когда они не пополняют?

Греван посмотрел в окно:

— Тогда в Великую Тьму.

— Отсюда должен быть выход, — сказал Джакс, переводя взгляд с Гревана на Трис и остальных. — Какой-нибудь способ сбежать.

— Выход есть только один, — сказала Трис.

Джакс снова посмотрел в окно, на кроваво-красную воду, на трупы на берегу:

— Милостивые Боги.

Значит это и есть его конец. Торчать в тюремной камере, пока кто-то не вытащит его отсюда, чтобы перерезать горло.

Тебе повезло, сказал Монсута. Кейдж тебя ждет.

Дверь с грохотом открылась. Все головы повернулись на шум. Приближались шаги. Судя по страху вокруг него, это было ненормально.

В замке загремел ключ.

— Милостивые Боги, нет, — сказал Греван.

Черепа вошли в камеру. Хватая тела. Хватая Джакса. Они вытащили его наружу, смех Монсуты эхом отдавался в его ушах.

81

Яс

Киесун

Яс была в последней группе, покидавшей туннели перед восходом солнца, и она была благодарна, что выбралась из города. Она не хотела провести в канализации больше ни минуты — теперь, когда к ней вернулся Малыш Ро, не говоря уже о еще четырех детях, которые вертелись у ее лодыжек и все еще не нашли своих родителей.

До того, как они отправились в путь, от Ма не было никаких вестей, и Яс просто надеялась, что она путешествует с другой группой. Возможно, Ма сводила ее с ума своим нытьем, но мысль о том, что она никогда ее больше не увидит, разбивала сердце Яс. Как бы ей хотелось, чтобы их последние слова не были глупым спором, но они с Ма умели ссориться по пустякам.

Они вскарабкались по каменистой тропинке с берега и последовали за ханранами в горы. Другие помогали с детьми, по очереди неся их, позволяя группе двигаться так быстро, как только могли.

Никто не разговаривал. Неудивительно — бегство не способствовало разговорам. Несмотря на это, Яс не была уверена, что кто-то из остальных захотел бы с ней поговорить. Ходили слухи о том, что она убила Рааба, несмотря на все ее усилия сохранить это в тайне, и люди бросали на нее испуганные взгляды. Что ж, они все могли трахнуть самих себя. Она сделала то, что было необходимо, чтобы защитить своего сына, и, если они этого не сделали... ну, они показали себя дураками.

Конечно, за ней следовали четверо ханранов, следивших за тем, чтобы ни один Плачущий Человек не попытался отомстить за смерть Рааба. Это помогало людям относится к ней серьезно.

С моря хлестал холодный ветер, а на горизонте собирались темные тучи. Было бы чертовски типично, если бы шторм принес столь необходимый дождь сейчас, когда для Киесуна было уже слишком поздно. Не осталось водных башен, чтобы собирать воду, повсюду были только пожары, которые нужно было тушить.

Ро заворчал, когда от ветра их всех пробрал холод, поэтому Яс обняла его крепче:

— Осталось недолго, Ро. Будь храбрым ради мамы.

Он открыл рот и посмотрел на нее большими влажными глазами.

— Я знаю. Мы скоро поедим. Я обещаю.

Ро шмыгнул носом и уткнулся головой ей в плечо.

Добравшись до гор, они двинулись по старым козьим тропам, огибая скалы и валуны, взбираясь вверх, всегда вверх. Земля была твердой и беспощадной, норовя ударить усталые ноги и вывернуть лодыжку, если твое внимание отвлечется. Там росли корявые деревья и странный кустарник, но большинство живых существ давно покинуло горы. Ветер изо всех сил старался столкнуть их с тропы, от холода у всех слезились глаза. Это был жестокий подъем, особенно с Ро на руках, и вскоре ноги Яс горели при каждом шаге.

— Далеко еще? — спросила она одного из ханранов, молодого парня лет шестнадцати, лицо которого уже осунулось от увиденных ужасов.

— Еще миля или около того, — ответил он.

Ханраны привели их к узкому проходу между горами, едва шире ее плеч. Мужчины и женщины, вооруженные до зубов, сидели на скалах вокруг них, охраняя вход. Они прибыли. Слава Богам.

Перебираться через проход, неся Ро, было еще труднее, но, по крайней мере, не было ветра, о котором стоило беспокоиться. Тропинка шла все дальше и дальше, пока небо не превратилось в узкую полоску высоко-высоко над ними. Затем проход стал еще теснее, и ей пришлось заставить Ро идти самостоятельно. Он начал плакать, не желая продолжать, боясь камней с обеих сторон. Яс не винила его. Она чувствовала то же самое. Она никогда раньше не страдала от клаустрофобии, но сейчас была уверена, что ее испытывает.

Но она, конечно, знала, что тесное пространство, в которое они направлялись, — благословение для защиты. Черепа могли атаковать только по одному человеку за раз, и несколько хороших лучников могли