Шрифт:
Закладка:
Катя:
– Нет. Я пока только держу инструменты, но что-то дают. Зашивать могу.
Литвак:
– Да, это врачебная манипуляция, не сестринская. Но они же тоже понимают, что после 4-го курса тебе могут уже давать оперировать. Потому что уже начинается врачебная практика. Не сразу же осваивается хирургическая техника. Но что делать, если ты поздно поступила?
Катя:
– И еще один вопрос – как мне научиться думать и думать быстро?
Литвак:
– Думать быстро? Надо тренировать мышление. Возьми логику – там есть логические задачи. Начинай их решать. А когда начнешь быстро думать, тогда точно будешь спать хорошо.
Кстати, вы можете лечить заикание? Хорошо. Я предлагаю тем, кто заикается, не отказываться от речи и понять, какую пользу приносит человеку заикание. Какую пользу? А врагов у заики нет. Вы понимаете, что с заикой плохие люди не встречаются. И вдобавок – чуть-чуть заикания можно немножко оставить. Когда ты беседуешь с человеком – чуть-чуть заикайся, вроде не можешь подобрать слово – и твой собеседник тебе сам подберет слово. Он подберет ту мысль, которая у него возникла. Так можно будет проникнуть в его мысли. Вот как заикание можно использовать.
Я знал одного мальчика, который заикался до невозможности. Ему тогда было семь лет, недавно встретились – оратор. А до этого его пять лет лечили от заикания. А он понял идею и перестал пользоваться заиканием. Знаете, когда человек заикается, он начинает извлекать из этого недостатка пользу: не так строго учителя подходят, если надо пойти что-то купить, заику не просят – идет кто-то другой. А он нашел свою выгоду – и перестал заикаться. Кстати, все это я говорю для того, чтобы вы овладели ораторским искусством. Я же вас заставляю зачитывать ваши отчеты. Но когда речь написана – это очень легко. Ничего не упустишь, верно? А когда не записана, вы говорите, что думаете, а потом жалеете: ой, плохо все, надо было вот так сказать…
Разговор с Владимиром о семье как фундаменте карьеры
Владимир:
– Я был на вашем семинаре в июле в прошлом году. Вы предложили написать письмо. Отправил письмо – стало легче, но все равно было по-прежнему тяжко.
Литвак:
– А знаешь почему легче становится после того, как отправил? Это как в шахматах: я думаю, думаю, наконец сделал ход – теперь пусть мой соперник думает. Мне уже думать не надо десять раз, потому что я же не знаю, какой ход сделает партнер. Уже легче становится. Вот почему надо обязательно записать свои проблемы и желательно отправить.
Владимир:
– Я месяц работал над собой. Довольно быстро стало полегче. Потом был в отпуске, потом пришло четкое понимание, что такой, какой я есть на данный момент, я не смогу быть рядом с одной женщиной. Надо работать над собой.
Литвак:
– Да, помню: шла речь о любовной тягомотине. Он написал, а письмо будет явно необычным, и когда она получит это письмо, тогда она начнет думать, что с ним что-то случилось. И в конце концов она будет с ним жить.
Владимир:
– Я уже полтора месяца с ней не общаюсь. Стал думать о себе, о смене работы, о своем развитии, стал бегать, учить английский, и самое главное – стал замечать мир вокруг.
Литвак:
– Да, это крайне важно. Любовная тягомотина наносит страшный вред. Я, честно говоря, раньше думал, что любовная тягомотина приводит к нервозам. А когда работал в терапии, то увидел, что, казалось бы, не имеющие никакого отношения к любовной тягомотине болячки типа панкреатит или язвенная болезнь тоже связаны с любовной тягомотиной. Один больной к нам в стационар попадал шесть раз с рецидивирующим панкреатитом. Причиной, оказывается, были проблемы с женой. Мы решили проблемы с женой, и он перестал болеть. А болезнь – она для чего нужна? Во время болезни мы о ком думаем? О себе. Потом выздоровели – опять начинаем о ком-то думать и опять заболеваем.
Я, честно говоря, раньше думал, что любовная тягомотина приводит к нервозам. А когда работал в терапии, то увидел, что, казалось бы, не имеющие никакого отношения к любовной тягомотине болячки типа панкреатит или язвенная болезнь тоже связаны с любовной тягомотиной.
Владимир:
– Сейчас по-прежнему иногда тяжело, но состояние спокойное. Сплю хорошо, ем хорошо.
Литвак:
– А письма ей пишешь или нет?
Владимир:
– Еще одно письмо написал на той неделе. Все нормально. Реакции пока нет…
Литвак:
– Да-да, все нормально. Я рад, что ты очень хорошо себя чувствуешь. Ты правильно делаешь, что не хочешь общаться с ней. Выжди паузу, а потом напишешь: спасибо, что не ответила, я уже чувствую себя лучше, я уже о тебе почти не думаю. Поскольку вы сами невротичны, ваши партнеры тоже невротичны, а у невротика есть такое одно свойство – он может любить, может не любить. А его любить обязаны. И когда она начнет думать, что, оказывается, он уже от нее уходит, она взорвется. Обычно взрываются тогда, когда любви осталось 30 процентов. А иногда меньше. Один так же писал-писал письма любимой девушке, а она его игнорировала, и он начал свою любовь к ней уменьшать по 10 процентов, а потом, когда всего 10 процентов осталось, он стал уменьшать свою любовь по одному проценту. И она взорвалась на 5 процентах любви.
Я уже давно убедился, что наша техника, которая позволяет следить за поведением людей, довольно профессиональная, она действительно работает. Отступитесь от этой профессиональной техники – и ничего у вас не получится. Вот когда Владимир один раз отступился – и у него не получилось. Он стал выполнять нашу технику – стало получаться лучше. И уже можно сказать, что он избавился от своей любовной зависимости.
Владимир:
– Еще у меня есть вопрос. Почему я на работе засыпаю? В связи с этим хочу ее поменять, но чувствую, что я еще не все узнал по этому роду деятельности и хочу еще остаться.
Литвак:
– Засыпаешь на работе потому, что, наверное, тебе не все там интересно. Сон иногда выполняет функцию защиты. Или, может быть, ты еще продолжаешь по-прежнему много думать об объекте своей любви.
Владимир:
– Может, 50 на 50.
Литвак:
– Сколько ты уже убрал?
Владимир:
– 30 процентов любви убрал.
Литвак:
– Сколько осталось?
Владимир:
– 70 процентов.
Литвак:
– Напиши ей следующее письмо, что у тебя любовь наполовину прошла… Ну
