Мог.

Могла ли эта мимолетная мысль оформиться в неосознанный приказ?

Почему бы нет.

Я чуть не вспотел от такой мысли – и вспотел бы, если бы не приказал себе остаться сухим. Ну, если так, то завтра же я верну палеозойскому ландшафту свойственный ему палеозойский облик… Ладно, это будет завтра. А сегодня…

По моей команде тапок стал золотым. Мне не было тяжело держать его в воздухе, но я ощутил его инерцию, когда подвигал им туда-сюда. Все-таки золото куда массивнее известняка. Вслед за этим я приподнял над полом второй тапок и проделал с ним ту же процедуру. Еще один приказ – и оба золотых тапка выросли до размеров крупной собаки. Ба, да я же богач!.. Впрочем, тьфу на богатство, я нутром чувствовал, что все это не более чем мелкая чепуха, какое там богатство, когда у меня такие возможности! А что если превратить это золото в чистый уран-235 и как следует шмякнуть тапки друг о друга?

Мысль не успела развиться. Воздух в медотсеке потемнел, и в нем возник человек, еще более темный, чем воздух. Белело только его лицо, а пониже лица я разглядел остренькую бородку, почти как у Вени.

– А вот этого не надо, – молвил человек и погрозил мне пальцем.

Глава 4

Кандидаты

После кружения головы люди обычно неважно соображают – спросите любого, кто перекатался на карусели. Еще их тошнит, но Василия не затошнило.

А вот голова кружилась нешуточно.

– Новенький, – расслышал Василий сквозь белый шум, сопровождавший мучительные попытки осколков мира собраться во что-то целостное.

– Еще один, – равнодушно констатировал другой голос.

И мир наконец склеился воедино. Он оказался большой круглой комнатой, меблированной несколькими журнальными столиками и десятком кожаных кресел. На полу имелся пушистый ковер преогромных размеров, и на этом ковре Василий обнаружил себя в горизонтальном положении. Для гроба мир был велик, для Вселенной – мал. Рудры в этом мире не наблюдалось.

Зато в нем находились два человека: смуглый – смуглее Рудры – курчавоволосый крепыш с широким скуластым лицом и рослый нордический блондин с тонкими бескровными губами и квадратным подбородком. Оба уютно устроились в креслах, причем крепыш расставил короткие толстые ноги и поместил между ними выпирающее брюшко, а блондин закинул свою левую голенастую конечность на правую. Кресла были обыкновенные, не из дорогих, и без подлокотников. Такой мебели больше пристало бы украшать вестибюль недорогого отеля. Как видно, здесь не уважали сибаритов и пижонов.

– Очухался? – без особого любопытства спросил крепыш. Василий лишь помотал головой и дико вытаращился на сидящих.

– Сейчас вопросы начнет задавать, – утвердительным тоном молвил блондин и, зевнув, снял ногу с ноги. – Я, пожалуй, пойду к себе.

– Что так?

– Надоело.

– Давно ли сам был таким? – подколол смуглый.

– Время – понятие относительное, – сухо ответствовал блондин.

Однако с места не двинулся. Оба замолчали, без особого любопытства оглядывая Василия, и тот мог бы поклясться, что понимает их мысли. «Повадился Рудра таскать сюда кого ни попадя», – нелюбезно думал один. «Безрыбье», – соглашался другой.

Василий поднялся на четвереньки, но и в этом не очень-то приличествующем человеку положении его шатнуло. Пытаться воздвигнуться вертикально было бы, пожалуй, опрометчиво. Тогда Василий сел на ковер, подобрав под себя ноги, как заправский турок.

Он спросил бы, конечно, этих двоих, куда он попал и кто они такие, и ему очень хотелось спросить. Мешала пойманная на слух чужая фраза «сейчас вопросы начнет задавать». А вот не начну, подумал Василий, напрягаясь и чуточку злясь. Где Рудра, черт его побери? Откуда эта комната и эти люди? Кто они? Белая чайка, серая ворона, черный человек, холод в животе и потрясающее чувство падения, летящее прямо в лицо мятое железо баржи… все это было или нет?

Захотелось даже ущипнуть себя, но так поступают лишь книжные герои и дураки, поэтому щипаться Василий не стал и глупую мысль из головы выгнал.

Он молчал, глядя на этих двоих, и эти двое тоже молчали, глядя на него, с той разницей, что Василий глядел угрюмо, а эти двое – со смесью скуки и иронии. Секунды примерно с тридцатой молчания ситуация стала напоминать упражнение «кто кого переупрямит». Переупрямил Василий: самоубийцам упрямства не занимать.

Смуглый скосил глаза на блондина, блондин – на смуглого. Смуглый поджал губы и чуть заметно кивнул со значением: тяжелый, мол, случай. Блондин молчаливо согласился с данным мнением. Еще секунда – и кто-нибудь из них первым начал бы разговор с Василием, но секунда – достаточный срок, чтобы в него могло уложиться хотя бы одно событие.

Оно и уложилось.

Вспышка заставила ненадолго ослепнуть, а уж грохнуло просто неописуемо. Василию показалось, что у него взорвалась голова. С потолка посыпалась пыль. Стеклянная столешница одного из журнальных столиков раскололась с тупым звуком, по ковру запрыгали осколки. Оконные стекла не лопнули лишь потому, что комната не имела окон; Василий только сейчас это заметил.

А следом за вспышкой и грохотом в комнате неизвестно откуда появилось голое, мокрое, как из бани, человеческое с виду существо. Материализовавшись прямо в воздухе, оно обрушилось на пол, огласило помещение жалобным воем, скорчилось на ковре в позе эмбриона, явно стараясь занимать в этом мире как можно меньше места, задрожало и вдруг исчезло. Осталась оседающая с потолка пыль, осколки стекла да влажное пятно на ковре.

Все трое дернулись, но из троих лишь Василий не знал, что он будет делать в следующую секунду. А смуглый с белобрысым знали.

– Опять этот идиот!.. – зарычал смуглый, проворно вскочив с кресла.

– А кто же еще? – проскрежетал блондин, морщась и ковыряя длинным мизинцем в ухе.

– Он допросится!

– Тихо, тихо… Не делай резких движений… Да, допросится. Кто бы сомневался. Но не от нас.

– Ага, ага… – Курчавый крепыш потоптался и сел на прежнее место. – Откуда тебе знать, что не от нас? Может, Рудра так и запланировал, что как раз от нас?

Белокурая бестия погрузилась в задумчивость. Курчавый победно сверкнул глазами, после чего уставился на разбитый столик и срастил его взглядом. Один длинный стеклянный осколок переполз через ногу Василия, извиваясь червяком, как гуттаперчевый. Но не это поразило сильнее всего.

– Вы знаете Рудру? – спросил он.

– Да кто ж его не знает… – пробурчал курчавый, уничтожая взглядом пыль на ковре и в воздухе. Мокрое пятно также съежилось и пропало. – Слышь, парень, ты уже в себе? Тогда сядь нормально, вон кресло… Ты уж прости, но боги между собой