— Я хочу помочь вам сесть, — раздался голос Марион, — а потом покормлю вас.

Руки, молодые и сильные, приподняли Роджера, и он удобно сел, облокотившись на подушку. Она поднесла что-то к его губам, показавшееся ему жестким, холодным и круглым, как сигарета. Но это была не сигарета, а резиновая трубка. Теплая сладкая жидкость наполнила рот, и он громко глотнул, когда она проходила через горло.

— Вам удобно? Кивните, если да.

Он кивнул.

— Может быть, вам что-нибудь нужно?

Ему была нужна свобода. Дженет, его мальчики, все то, чего у него отняли. Он отрицательно покачал головой.

— Я скоро вернусь.

Ему хотелось спросить, сколько еще его здесь продержат, но он по-прежнему не мог шевельнуть губами, и Марион ушла.

Прежде чем она вернулась, прошел час, а может быть, и целая вечность.

— Мистер Уэст, я хочу, чтобы вы выслушали внимательно все, что я вам сейчас скажу.

Роджер кивнул в знак согласия.

— Вы можете говорить, может быть, у вас и получится. Губы ваши свободны, но подбородок и нос пока под бинтами. Если вы умеете говорить, не шевеля губами, у вас должно выйти.

Опытные уголовники знают этот фокус, и Роджер нередко показывал его, чтобы страшно рассмешить своих сыновей. Теперь ему пришлось повторить его.

— О'кей, я слышу. — Голос Роджера звучал, словно чужой. Неужели они и его изменили?

— В таком положении вы пробудете еще день или два, а потом большую часть бинтов с вас снимут, и вы почувствуете облегчение.

— О'кей.

— Возле вашей головы — шнур. Потяните за него, если вам что-нибудь понадобится.

— Спасибо.

— Может быть, принести радиоприемник?

— Нет, не надо.

— Если все же надумаете, воспользуйтесь шнуром. Запомните главное: я сделаю все, чтобы помочь вам. Теперь мне известно, кто вы, я видела газеты и…

Ее прерывистый голос осекся, и она быстро вышла из комнаты.

Теперь все дни были похожи один на другой. Питание — только жидкое, раз в день — визит «воробышка». Музыкальные программы по радио получасовыми дозами.

Разговорная практика, гимнастика для пальцев, музыка по радио, скучные радиокомедии, веселые радиокомедии. Но никаких новостей. Никогда и никаких новостей по радио.

Ему оставалось только ожидать появления Марион, постоянно прислушиваться в надежде различить ее шаги. Как он был разочарован, когда она не приходила, и как радовался, когда она открывала дверь! Во что бы то ни стало отвлечься! Перестать думать о Дженет! Перестать! Остановить бурю, унять волны! Не думать, отвлечься, забыть!

На третий день большая часть бинтов была снята. Жжение прекратилось, но лицо и пальцы продолжали ощущать онемение.

На восьмой день черный мрак отступил — они сняли повязки с лица. Роджер открыл глаза, увидел свет и прямо перед собой улыбающееся лицо «воробышка», разглядывавшего его в упор и, кажется, довольного результатами.

— Еще два-три дня, и все придет в норму. В первое время будете чувствовать некоторую слабость, но она скоро пройдет.

Глава 10

НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК

Дождь приглушенно стучал в окна, низко над землей стелились тяжелые серые тучи, а сад превратился в хлюпающее месиво. Нарциссы гибли под ударами дождевых струй, прямо на глазах размывалось привычное многоцветье, и все затягивалось зеленым цветом.

Роджер стоял у окна и смотрел в сад.

Дверь открылась. Марион? Его сердце учащенно забилось, в этом доме только ее голос, ее взгляд выражали участливое внимание к нему. Нет, это «воробышек», а вместе с ним — Кеннеди. Кеннеди приветливо кивнул и изобразил на лице улыбку, подчеркнув тем самым свое хорошее настроение.

— С добрым утром! — «Воробышек» радостно потер руки. — Ну как самочувствие, лучше?

— Да.

— Прекрасно, прекрасно. Идите сюда.

Роджер сел в кресло перед зеркалом. Белые бинты еще скрывали часть его лица, но он уже видел и даже стал привыкать к своим «новым» глазам, носу, рту, с которых сняли повязки еще три дня назад. Они резко изменили его внешность.

Кеннеди стоял поодаль, рассматривая в зеркале Роджера.

Возле затылка Роджера щелкнули ножницы, и мягкие пальцы хирурга осторожно, словно кожуру, отделили от лица остатки повязки. Роджер инстинктивно вцепился руками в подлокотники кресла и закрыл глаза. «Воробышек» сказал: «Готово!» Воцарилась тишина, а затем раздался восхищенный голос Кеннеди:

— Великолепно!

— Да, получилось очень удачно. Я знал, что вам понравится.

Кеннеди усмехнулся:

— А вам не хочется взглянуть на себя, Уэст?

Роджер стиснул зубы, представив себе радость «воробышка» и злорадное удовлетворение Кеннеди. Очень медленно Роджер приоткрыл глаза. Сначала возникли неясные очертания головы и плеч. Потом туман рассеялся.

Он увидел в зеркале незнакомца.

Лицо потеряло свою привлекательность, но уродливым его тоже нельзя было назвать. Взгляд стал более суровым, нос — шире, особенно в переносице, глаза — уже. Роджер догадался, что из уголков глаз была удалена кожа. Подбородок выглядел менее острым, губы — тоньше и не изгибались книзу. Что же касается лица в целом, то оно вроде бы мало изменилось, но все же стало чужим. Светлые вьющиеся волосы были коротко острижены.

Когда все удалились, вошла Марион. Она застала Роджера у окна. Он смотрел на скрытый за пеленой дождя сад, одинокий, как и его будущее. Марион подошла неслышно и медленно, словно опасаясь того, что ей предстояло увидеть. Он не обернулся. Взглянув на его лицо, она замерла, и крик словно застыл на ее губах.

Роджер проворчал:

— Ну как, вы довольны своей ролью? — Это было жестоко, и он понял, что несправедливо обидел девушку.

— Я же хотела вам помочь…

— Вы оказались превосходной помощницей.

— Если бы вы только позволили мне сообщить о вас…

— Позволил? А разве я запретил вам?

— Да, — ответила она. — Я не сообщила в полицию, думая, что вы скрываетесь от нее. Я бы отдала свою жизнь, чтобы помочь вам. Мне было все равно — мне и сейчас все равно, — убили вы ее или нет.

— Я никого не убивал.

— Тогда почему же вы не позволили?…

— О, забудьте об этом. — Он резко поднялся с кресла. — Все в порядке, Марион. Лучше расскажите, как вы ухаживали за мной после того, как узнали, что я не душевнобольной. Вы же знаете, что ваш драгоценный доктор Риттер и мой дорогой друг мистер Кеннеди — преступники, не так ли?

— Я?… Да…

— Вы и раньше знали об этом, не так ли?

— Нет, — ответила она глухо. — Когда вас привезли, я и понятия не имела о том, что здесь что-то не так. Только когда меня приставили к вам, доктор Риттер