После сортировки шерсть замачивают и стирают в огромных кадках, потом раскладывают на сушильных рамах. Когда шерсть подсыхает, её замачивают в растворе восстановления на неделю. Затем опять сушат и расчёсывают, убирая мелкий сор. После опять замачивали на неделю, но уже в укрепляющем растворе. И после очередной просушки шерсть для полотна моего шатра получила водоотталкивающее свойство. Точнее, не шерсть, а само полотно после изготовления, ведь нужны какие-то особые манипуляции.

Про эти магические манипуляции, когда орки взывают к богам за помощью — я слушать не стал, попросив Кагату прерваться. На сегодня я исчерпал лимит доступной к освоению информации и на потом была отложена архиважная история о том, как орчиха о чём-то просила свою божественную Рысь.

— Мы уже долго разговариваем, и всё это время ты стоишь на ногах. Ты, должно быть, устала.

— Нисколько, древнейший, — хоть Кагата и ответила так, но в её голосе е чувствовалась усталость.

— Ты хотела продолжить наш разговор? — я решил немного подколоть орчиху. Хотелось понять, как она отреагирует на маленькую издёвку. Если она примет её, то это немножко сблизит нас, а нет — то до завтра всё забудется.

— Да, если древнейший этого хочет.

— Хочу.

— Тогда я…

— Но завтра, или даже на послезавтра. Не стоит забывать о моём рассказе.

— Но ведь я всё ещё не исполнила свою часть уговора. Я должна рассказать до конца! — в голосе Кагаты чувствовалась странная горячность.

— И ты расскажешь, но потом. Я лишь прошу дать нам обоим время отдохнуть и позволить мне утолить голод, — я кивнул в сторону бараньих тушек. Кагата посмотрела на них и тут же дёрнулась, осмыслив ситуацию. — К тому же, тебе надо передать вождю слова о моём зрении и том дне, когда я вновь усну.

— Да. Ты прав, древнейший, — орчиха сникла, вся радость и азарт от недавнего разговора моментально испарились.

— У тебя был тяжёлый день?

— Сегодня племя Суттаа́к готовилось к гро́осу ну шаа́дос.

— К чему? — я едва не забегал по шатру как загнанная в угол крыса. Их ритуал уже так быстро⁈ Нет, не может этого быть! Ведь прошло так мало времени, я ещё не вылечился!

— К приезду торгового каравана и отправки молодых воинов в их нуса́ак. В их испытание после первого преображения.

За что мне это наказание, у меня же чуть сердце не остановилось от страха!

— Было много забот?

— Да… — орчиха прервала мысль на полуслове и замотала головой, словно бы осматривая шатёр. — Приезд каравана совпадает с днём, когда старшие воины отправятся в другие думкаа́д.

— Ду… Что это, другие племена?

— Ты прав, древнейший. Другие племена на соседних землях. Воины заверяют благие намеренья и обсуждают уговоры на будущий год. Летом племена тоже обсуждают уговоры, но сейчас самая ответственная часть: время заключения уговоров. Они должны успеть до первого снега, иначе старые уговоры останутся на ещё один год.

— Значит, эти вои… — я не позволил своим мыслям закончить ход. Нельзя позволять страху действовать за меня. Понятно, что воины других племён приедут на земли Аиста, но Аркат уж точно не сообщит обо мне. Всё же я нужен одному конкретному племени и делиться с другими вождь явно не намерен.

— Значит, ты одновременно и подготавливала воинов, и готовилась ко встрече с караваном? Тяжёлый выдался день у тебя. Были особые проблемы?

— Нет, древнейший. Проблем не было, но в этом году у племени Сутта́ак мало товаров на обмен. Племя долго выбирало то, от чего откажется.

— Но ведь у вас кусок моего хвоста, почему вы не использовали его в обмене? Части наших тел стоят дорого.

— В обсуждении он сегодня не участвовал. Вождь племени Сутта́ак нашёл ему применение, — бедный мой хвостик, эти твари пустили его в оборот.

— Значит, пришлось отказаться от многих вещей?

— Да, древнейший, — с горечью произнесла Кагата.

— Пришлось отказаться от важной тебе вещи? — орчиха глубоко вздохнула. — Что-то связанное с шерстью?

— Прялка, — с ещё большей грустью в голосе ответила Кагата, но тут же надела на себя маску. — Но нужды племени Сутта́ак важнее моих. У меня ещё будет возможность получить её.

На этом разговор про заботы Кагаты закончился. Я рассказал орчихе про мой «сон». Проблем не возникло, я повторил сказанное Аркату слово в слово. Девушку насторожило лишь то, что древнейший может провалиться в настолько глубокий сон. Стоило мне поинтересоваться про опыт общения с другими древнейшими, и Кагате пришлось принять мои слова за истину.

Точной даты «сна» я сказать не мог, но учитывая прошедшие с возвращения из скверного забвения восемь дней — усну я где-то через четыре дня, и буду спать то же четыре дня. Кагата насторожила такая разница, ведь в прошлый раз я спал два дня.

— Я раньше получал ранения, но то, что ты видишь — со мной впервые. Моё тело пытается исцелиться, но для этого мало трёх баранов в неделю. Именно поэтому приходится так долго спать.

— Твоё тело испытывает трудности, как после магии лесных эльфов, древнейший?

— О какой магии ты говоришь?

— Пять лет назад, когда я жила в родном племени, дактоо́ лишился правой руки. Приглашённый лекарь из лесных эльфов взялся отращивать потерянную руку нашего сильнейшего воина. Она росла полгода, и все эти полгода дактоо́ испытывал боль и терзался ужасным голодом.

— Этот голод и боль были последствием лечения?

— Так сказал тот эльф. Он был опытным лекарем и справился за полгода, но обычно на это уходит несколько лет.

— Это не самое точное сравнение, но так можно объяснить происходящее. Ведь когда я поглощал жизнь баранов и направлял её в глаз, восстанавливая его — то и телу нужны силы, чтобы исцелиться. Может быть…

Я специально остановился в надежде, что у Кагаты разыграется любопытство.

— Может быть что? — поинтересовалась она голосом маленького котёнка, впервые увидевшего заманчиво шуршащий фантик от конфеты.

— Как я и сказал, подобные раны я получил впервые и не знаю, как реагирует на них моё тело. Я хотел попросить тебя о помощи.

— Что ты хочешь? — Кагата почему-то дёрнулась. — Я хотела сказать: что хочет, древнейший?

— Можешь говорить со мной как с обычным разумным, ведь нам многое предстоит рассказать друг другу. Но я разрешаю это лишь тебе, и никому больше.

— Хорошо, чем я могу помочь? — в голосе Кагаты прозвучали едва уловимые нотки гордости.

— Обойди меня и запомни, как выглядят мои раны. Через две недели, когда подойдёт срок заключения сделки между мной и твоим племенем…

— Ты не прав… Прости, что перебила, древнейший, но…

— Извинений более чем достаточно. И прошу, без формальностей. Я что-то сказал не так?

— Сделка будет заключена через двенадцать дней. И племя Суттаа́к не моё и никогда им не будет.

— Но ведь ты говорила, что племя приняло тебя? — стоило мне договорить, как ятут же понял, какую глупость я совершил. — Прошу, прости меня, ведь со многими обычаями вашего народа я не знаком. Своим вопросом я задел твоё сердце. Пожалуйста, не отвечай на него.

— Я не злюсь на тебя, ведь наши традиции сложны для понимания другим разумным, — сказала Кагата ровным голосом, замолчала и минуту стаяла неподвижно, изредка дёргая плечами в такт движения рук, спрятанных за спиною. — Я жена сильнейшего воина племени Суттаа́к, племя приняло меня, но мне никогда не стать его частью. Я часть племени Руссу́ут, от рождения и последнего вдоха, до момента единения с раша́а ну Руссу́ут. Моё тело принадлежит союзу двух племён, но душа принадлежит только Руссу́ут.

— Спасибо, что рассказала. Я отплачу тем же, когда пойму, какую именно традицию смогу тебе рассказать.

— Не стоит, обычаи древнейших секретны для других разумных, кроме Кта’сат.

— Я не про это.

— А про что? — орчиха удивилась.

— На объяснения некоторых традиций уйдёт не один месяц. Для начала стоит выбрать что-нибудь попроще.

— Буду с… Буду с нетерпением ждать этого дня, — с едва скрываемой радостью произнесла Кагата.

Наш разговор вернулся к обсуждению моей просьбы. За день до разговора с вождём Кагата вновь осмотрит меня и скажет, насколько сильно изменились мои раны. Они-то не изменятся, но пустить пыль в глаза оркам будет не лишним. Также я попросил привести третью партию животных через два дня, то есть ровно за сутки до возможного скверного отключения. Кагата с удовольствием согласилась мне помочь. И стесняясь добавила, что ей интересно узнать новое о древнейших. Особенно, если это не рассказы приезжих