Однако когда один самый прогрессивный из числа зажиточных решил спросить у меня денег в рост на покупку в Новгороде продвинутого европейского ткацкого станка, все, как мне потом доложили, сначала его жалели, да отговаривали. Думали, не сдержится барин и за наглость холопскую точно прибьёт. Это ладно, если провизией занимать у помещика, но он же для личной выгоды деньги просит! Ну, может с прошлым помещиком так бы всё и было.

Я же не просто дал ему вдвое больше, чем он просил, но и заключил с ним официальный договор: я даю ему денег на два станка, а он же обязуется в течение трëх месяцев вернуть мне ту же сумму, без роста, а после сбывать весь товар либо мне, либо местным. Ну и охрану в пути до города и обратно к нему приставил. Исключительно из соображений безопасности. Его жизни и моих денег, конечно.

В итоге сейчас этот самый крестьянин получил стабильный источник дохода и вот-вот купит третий станок, а я заимел первый в селе объект свободной рыночной экономики, поставляющий местным относительно дешевую и, что самое главное, доступную ткань, а с недавних пор и одежду. К тому же, после этого инцидента количество заинтересованных в моей помощи крестьян резко выросло. Я, конечно, не оплот социализма, а потому на откровенный бред денег не давал, однако несколько здравых идей мне всё же поступило.

Вот и сегодня с утра к моему подворью выстроилась небольшая очередь, среди которых я заметил и непривычно взволнованного Ефима. Ему, как старосте, остальные крестьяне уступили место в очереди. Староста деревни робко вошёл в ту самую комнату с круглым столом, где я уже ждал его на своём месте. Закрыв за собой дверь в приёмную Ефим почтительно поклонился и осторожно сел в кресло напротив меня.

— Здрав будь, Александр. — Смиренно произнёс он.

— И тебе привет, Ефим. — Как можно более благодушно поздоровался я с ним. — Ну, неужто и ты решил своё дело в деревне открыть?

— Да что ты, — Улыбнулся наконец он, — Куда мне, старику! Дело у меня другое, барин. — Вновь перешёл на серьёзный тон староста. — Небось, ведаешь ты, что скоро Юрьев день, то бишь, значится, выход крестьянский. — Я напряг память. Так-так, Юрьев день, Юрьев день… Что-то знакомое, но всё никак не вспомню, что за день это такой.

— Ну так какие вопросы, Ефим? — Наконец решил я разрядить тишину. — Ежели праздник, то конечно выходной организуем рабочим! — Староста сверкнул на меня взглядом, но, похоже, сам вспомнил, что я вроде как не местный и глубоко вздохнул.

— Неужто не знаешь ты, барин, что за праздник это такой? — Не получив ответа, Ефим продолжил. — Ну, значится, издавна повелось, что один день в году, то бишь в Юрьев день, все холопы, что долгов перед барином не имеют, способны от него по воле своей перейти к другому помещику. — В моей памяти всё сразу встало на свои места. Ну конечно! Как я мог забыть про столь значимый праздник?

— Так, это я понял. Но неужто ты решил на старости лет меня покинуть, Ефим? — С искренней и нескрываемой досадой спросил я.

— Да что ты, Александр, упаси господь! — Перекрестился староста. — Тут дело другое. Видишь ли, барин, у меня в соседнем селе шурин с семьёй живёт, младший брат жены моей покойной, царствие ей небесное. Так вот он мужик хороший, на все руки мастер. А тебе, помнится мне, нужны такие.

— Нужны, — Заметно повеселев, согласился я.

— Но вот барин ихний лютует в последние годы. С холопов своих последние нитки сдирает, да оброком облагает непосильным. — Ефим вздохнул и опустил взгляд. — А семья у него большая, ртов вельми много. В общем, прошу я тебя одолжить мне денег, чтобы долги его выплатить. А после уж он в Юрьев день сюда, в Борки, переберётся, да с лихвой всё на самострельной фактуре отработает. — Я для вида задумался, чтобы не казаться совсем уж расщедрившимся человеком. Ведь по сути предложение очень уж вкусное. Но прожжённый староста, похоже, по моей еле заметной улыбке понял, что я не откажу и изрядно просветлел.

— Вот что, Ефим. — Я поудобнее расположился в кресле. — Мы с тобой сделаем вот как: я денег дам тебе на откуп от долгов шурина твоего. И дам я их тебе безвозмездно, потому как прав ты, люди мне сейчас очень нужны. Однако и ты для меня услугу окажешь.

— Всё, что в силах моих, барин, всё для тебя сделаю. — Абсолютно серьёзно проговорил он.

— Всем людям в Борках скажи, что ежели у них какие родичи в деревнях да сëлах соседних имеются, да хотят жизни лучшей для себя, ну то есть, здесь, пусть приходят и спрашивают у меня денег в долг на их откуп. Эти деньги, правда, уже возвращать придётся. Ну или отрабатывать, это уж как кому хочется. Однако с этим я торопить не буду. Всё же прав ты — нужны мне люди.

Передав нужную сумму Ефиму, я проводил достопочтенного старосту деревни и вновь принялся за работу. Ещё с пол часа люди заходили исключительно с бытовыми вопросами, на большинство из которых я уже устал отвечать в черт знает какой раз. Однако вскоре, видимо, сработал эффект снежного кома и всё больше людей приходили ко мне за деньгами, дабы выкупить своих родичей у соседних помещиков. Таковых оказалось довольно много, и хоть абсолютное большинство хотели выкупить далеко не самых близких родственников, я с лëгкостью прощался с не такими уж и большими суммами денег, закрепляя за крестьянами долг документально, разумеется.

— Командир, Мстиславский караван с города пришёл! — Окликнул меня запыхавшийся рядовой гвардеец, бесцеремонно влетевший в поместье, когда я провожал очередного крестьянина. Хотел я сначала отчитать парня, но всё же ожидание очередного еженедельного пополнения моей казны дало мне такой заряд позитивной энергии, что все мысли о штрафных санкциях в сторону рядового быстро улетучились.

Я вышел на улицу и, вдохнув полной грудью морозного воздуха, по тонкой, но скрипучей полоске снега, засеменил в сторону мануфактуры. Сегодня в Борки за очередной партией арбалетов пожаловал и сам Мстислав. До этого он лишь еженедельно отправлял в деревню пару повозок, которые везли мне серебро, а от меня — самострелы. Но сейчас, по всей видимости, что-то заставило Новгородского купца самостоятельно явиться ко мне в гости. Самого Мстислава я нашёл на дворе мануфактуры. Сейчас само