Нахмурилась, листнула, нахмурилась, листнула.

К ней, заблудившейся в собственной смерти, было не достучаться. Но что может быть смертоносного в газете? Может, она порезалась бумагой? Может, моя мама была права в том, что простые слова способны превращать мозги в кашу? А может, у этой девушки тоже было слабое сердце?..

Тогда ей следует держаться подальше от газет. Все эти разговоры о войне могут шокировать. А сердце всегда страдает в первую очередь.

Затем я почувствовала на себе пристальный взгляд девушки: горячий, очень горячий. Ей необязательно было со мной разговаривать, я слышала ее мысли: «Кого ты назвала слабой?»

Я шагнула назад: «Я не хотела…»

Ее пальцы листнули, и на этот раз она выдернула газету из рук мужчины. Газета облетела зал, как сокол, как сова, как орел, раскинувший крылья, и упала на стол.

Читатели удивленно переглянулись.

– Наверное, сквозняк, – сказал мужчина.

– Какой еще сквозняк? – спросила женщина.

«Сквозняк», – произнесла я.

Девушка изогнула бровь крутой дугой, словно ее кожу пронзил крючок.

«Как ты?..» – начала я.

Она прижала палец к губам: «Ш-ш-ш».

* * *

– Благословите, отец, ибо я грешна. С последней исповеди прошла неделя.

– Говори.

– Я плохо думала о свооей младшей сестре, Тони. Она всем твердит, что выйдет замуж за герцога. А в Америке вообще нет герцогов.

Отец Пол кашлянул.

– Может, она собирается переехать в Англию?

– Как будто это поможет.

Отец опять закашлял и ничего не ответил. Фрэнки хотелось бы лучше его видеть сквозь решетку. Когда он не проповедовал и не вещал об аде, у него было дружелюбное лицо.

– Тони смешная, – продолжала Фрэнки. – Но я не знаю, грех ли так думать, потому что все так о ней говорят.

– Тогда этим всем тоже нужно исповедаться, – ответил священник. – Ты искренне раскаиваешься?

«Нет», – подумала она.

– Да, – сказала она.

– Что-то еще?

– Я почти произнесла имя Господа всуе. Дважды.

– Почти?

– Чик-Чик бросила в меня картошкой до того, как я договорила имя. Во второй раз я почти произнесла, но она стукнула меня ложкой. Чик-Чик не любит, когда поминают имя Господа всуе.

– Мне нравится эта девушка, – сказал отец Пол со своим ужасным ирландским акцентом.

Фрэнки тоже хотелось быть девушкой, которая нравится отцу Полу, но, наверное, она такой не была. Иногда, если сестры не видели, она хватала сырое яйцо и выпивала его. Бывало, что, роясь в холодильнике, зачерпывала горсть «джелло»[8] и быстро проглатывала. Считается ли грехом есть, когда голодна? Если бы отец был голоден, он бы залез руками в чан с «джелло»? Бывал ли отец Пол по-настоящему голоден или он слишком полон Божьей благодатью? Фрэнки не знала о его полосатых пижамах, о том, как часто ему снится бабушка, которая считала плохой приметой ставить обувь на стол, восхищаться младенцем перед его матерью, вязать с наступлением темноты, если только не знаешь точно, что овцы спят. Бабушка считала, что, поскольку Пол родился ночью, он сможет видеть духов и эльфов, которых она называла «добрым народом». Каждую ночь она велела ему ставить в углу блюдце со сливками, на случай если домовой захочет пить. Его мать говорила, что все это – английская чепуха, что они ирландцы, но бабушка уверяла, что домовые помогают со штопкой всем, особенно ирландцам. Однажды отец Пол проснулся среди ночи и увидел крошечное сморщенное существо, которое пило из чашки.

Отец Пол больше всего на свете любил Бога. Но иногда скучал по сказкам об эльфах.

– Еще что-нибудь? – спросил он у Фрэнки.

– Я думала о словах «пока что».

– А что такого в словах «пока что»?

– Я подумываю кое-что сделать, но пока что не сделала.

– А, – произнес отец, словно точно знал, о чем говорит Фрэнки.

Она потянула себя за волосы, которые наконец немного отросли. В приюте осталось не так много парней, которые могли бы смотреть на ее или чью-нибудь еще прическу. За исключением тех мальчиков, кто носил очки с толстыми стеклами или хромал, все они покинули «Хранителей» и отправились прямиком в армию. Некоторые даже улизнули посреди ночи.

Фрэнки с грустью смотрела, как они уходят. В обязанности кухонных девушек входило мыть посуду в столовой старших мальчиков. Поначалу Фрэнки считала, что это вообще нечестно: мальчишки сильно пачкали тарелки. Но некоторое время спустя она уже не так возражала. Пока она стояла там, вычищая тарелки, кастрюли и тому подобное, к ней мог подойти то один, то другой парень, чтобы перекинуться парой слов, если поблизости нет монахинь. Ей могли сказать, что она симпатичная, помочь сложить посуду или донести тяжелые кастрюли. До этого Фрэнки мало общалась с противоположным полом, да у нее и возможности не было. Если не считать Вито. И то, даже когда она пыталась представить Вито в Колорадо, как он там выглядит и что делает, у нее не получалось. Становилось все труднее увидеть его мысленно, словно щуплый Вито становился все более тощим, пока не истончился совсем, превратившись в тень или нечеткие каракули в приходящих от него письмах.

Но это другие парни. Некоторые пахли типографской краской, от других несло более горькими ароматами зеленой листвы – они работали в цветочной лавке при приюте, – а некоторые просто воняли застарелой грязью. Один за другим они развязывали ее фартук, лопали пузыри жвачки, пели глупые песенки, прятали мыло, и один за другим они уходили в армию. Иногда они говорили ей об этом.

– Фран-чес-ка, – они всегда звали ее «Фран-чес-ка», потому что слышали, как к ней обращается Чик-Чик, – мне пора отчаливать.

Но тот парень, с которым ей действительно хотелось поговорить, был для этого слишком застенчив или просто не хотел с ней разговаривать. Он маячил за спинами остальных, мял в руках кепку, улыбаясь или глядя на свои ботинки, но никогда не произносил ни слова.

– Ничего плохого, – сказала Фрэнки отцу Полу. – Просто я думаю о том, чтобы поговорить… с человеком, с которым не разговаривала. Пока что.

– Нужно оставить все как есть.

Следовало ожидать, что он так скажет, следовало ожидать, что он знает. В «Хранителях» прилагали все усилия, чтобы держать мальчиков и девочек отдельно, даже братьев с сестрами. Но теперь, когда Фрэнки работает на кухне, ей позволяется больше, она может посещать больше мест, больше говорить с людьми. Почему бы и нет? Она только что отметила день рождения, первый день рождения без отца. Вито прислал письмо и открытку, добавив, что это от всех, – как будто она хотела получить открытку