– Чашку кофе, Сэм. Слышал про Джимми Вейла?

– Где я, а где Джимми Вейл, – отозвался Сэм, наливая кофе. – Сам знаешь, здесь меня только шпыняют. Так что там с Джимми?

– Умер. По радио сказали. Нашли на полу, придавленного статуей. Я-то знавал Джимми еще до того, как он женился на своих миллионах. Мы даже приятельствовали.

– Да ты что! – Сэм подал кофе. – Жаль парня.

Тут подошел другой клиент, и Сэм повернулся к нему.

Я допил молоко и направился к телефону. Быть может, мне следовало допить стакан залпом, но – Богом клянусь! – я не спешил. Дело было не в том, что требовалось собраться с мыслями – с чем собираться-то? – нет, я просто получал удовольствие. В кабинке я было достал дайм и поднес монету к прорези аппарата, но отдернул руку. Нет, не годится. Голос в трубке – это хорошо, конечно, однако личная встреча еще лучше, да и пройдусь дополнительно. Я сунул десятицентовик обратно в карман, покинул аптеку, преодолел семь кварталов поперек и десять в сторону центра, вошел в мраморный холл и вызвал лифт.

Кивнул секретарше на двадцатом этаже и двинулся дальше. Кабинет Лона Коэна – табличка с именем, но без должности – располагался через две двери от кабинета издателя «Газетт». Не припомню случая, чтобы, когда я вошел, Лон не висел на телефоне. Сегодняшний день не стал исключением. Лон искоса поглядел в мою сторону и продолжил разговор, а я занял стул у стола и принялся разглядывать Лона. По нему не скажешь, что он страдал от недосыпа, хотя от Сола мы ушли вместе, чуть позже двух ночи. Лицо смуглое и гладкое, карие, глубоко посаженные глаза смотрят вполне осмысленно.

Завершив разговор, он повернулся ко мне и покачал головой:

– Извини, я все на счет положил. Могу разве что пару долларов подкинуть.

Прошлой ночью он тоже выиграл, меньше Сола, но выиграл.

– Не хочу пускать тебя по миру. Мне на неделю и дайма хватит. Но скажи-ка, что там с Джимми Вейлом?

– А-а, – протянул он, наклоняя голову. – Вулфу нужна работенка? Или он уже взялся за дело?

– Ни то ни другое. У меня личный интерес. Я гулял и кое-что подслушал. Могу подождать и прочитать в газете, но мне любопытно. Так что стряслось?

– Умер.

– Это я знаю. Как?

– Его нашли… Слышал о библиотеке Харольда Ф. Теддера?

– Угу. Статуи.

– Вот-вот. Его нашли в начале десятого этим утром. Тело обнаружила приемная дочь Марго Теддер. Лежал на полу под Бенджамином Франклином. Статуя бронзовая, копия той, что стоит в Филадельфии, работы Джона Томаса Маклина[4]. Картинка, должно быть, роскошная, но я не уверен, что мы сумели ее сфотографировать. Могу позвонить и спросить.

– Нет, спасибо. А как Бенджамин Франклин на него свалился?

– Нам тоже очень хочется знать. У тебя мысли есть?

– Нет. Что вам известно?

– Чертовски мало! Практически ничего. Хочешь, позвоню вниз и уточню, но сомневаюсь, что появились новые подробности. Мы отрядили туда пятерых, но тебе ли не знать, как копы и окружные прокуроры любят играть в молчанку. Они даже не рычат, просто как рот зашили.

– В жизни не поверю, что ты ничего не разузнал. Скажем, когда он умер, хотя бы приблизительно.

– Не знаю. Может, выясним к трехчасовому выпуску. – У него зазвонил телефон, Лон снял трубку, дважды произнес «да» и четыре раза «нет», после чего опять повернулся ко мне. – Твоя очередь, Арчи. Твой гонорар – или гонорар Вулфа – прямо-таки вылезает. Вчера утром тело секретарши миссис Вейл обнаружили в придорожной канаве в Уэстчестере. Сегодня утром в ее доме, в библиотеке, найдено тело мужа. И тут являешься ты, ножками, а не по телефону. Ясно, что Вулфа кто-то нанял. Когда? Вчера? Смерть секретарши расследовать?

Я задумчиво посмотрел на него:

– Знаешь, у меня материала на целую первую полосу.

– Согласен на полполосы. Нечего меня взглядом сверлить! Не люблю я этого. Тебе известно, кто убил секретаршу?

– Нет. Думал, что да, но выяснилось, что ошибался. Мои сведения могут мгновенно устареть, а может, и нет, кто знает. Если я сейчас все выложу, тебе придется потерпеть с публикацией до моего разрешения. Если история раньше не выплывет, разумеется. Это личное. Мистер Вулф понятия не имеет, что я к тебе зашел.

– Ладно. Обещаю потерпеть.

– Правда обещаешь? Никаких уловок?

– Нет. Обещаю и сделаю.

– Тогда бери карандаш и бумагу. Джимми Вейл должен был вечером в воскресенье вернуться в Нью-Йорк из загородного дома, но не вернулся. В понедельник утром миссис Вейл получила письмо, где говорилось, что она может выкупить мужа за пятьсот тысяч долларов и что ей позвонит некий мистер Нэпп. У меня есть фото этого письма, сам снимал, и я разрешу тебе его напечатать, если ты пометишь колоду, чтобы я отыграл свои деньги у Сола. Как насчет фотографии, кстати? Эксклюзив!

– Я помечу для тебя десяток колод. Или сотню. Ты же меня не дурачишь, Арчи?

– Ни в коем случае.

– Господи! Нэпп – это красиво. Как по буквам пишется?

Я продиктовал.

– Он позвонил в понедельник днем и велел собрать деньги, положить их в сумку, ту запихнуть в багажник ее синего седана и привезти во вторник вечером, ровно в десять, в ресторан «Фаулерз инн» на шоссе тридцать три. Она подчинилась. В ресторане ее позвали к телефону, и тот же голос – возможно, но не точно – приказал заглянуть в телефонную книгу на букву Z. Там лежала записка с дальнейшими инструкциями. Я не…

– Красиво! – повторил Лон, быстро водя карандашом по бумаге.

– Ага. Не перебивай, я тороплюсь. Эту записку я не сфотографировал, но текст у меня имеется, собственноручно переписывал. Исходник был напечатан на машинке. Согласно указаниям, она около одиннадцати приехала в ресторан «Фэттид каф», где ей снова позвонили и велели посмотреть в телефонной книге на букву U. Другая записка, тоже машинописная, текст в наличии. Новые инструкции. По шоссе семь она доехала до шоссе тридцать пять, по нему до дороги сто двадцать три, а оттуда – на Айронмайн-роуд, сплошные камни и не шире ярда. Когда машина…

– Дина Атли, – прервал меня Коэн. – Ее секретарша. Тело нашли на Айронмайн-роуд.

– Не перебивай, говорю. Когда машина позади мигнула фарами, она остановилась и открыла багажник, где лежала сумка с деньгами. От второй машины подошел мужчина – она разглядела только глаза, – забрал сумку и велел ей ехать прямиком домой и никому ничего не рассказывать. Она послушалась. Вчера утром, приблизительно в половине восьмого, ее муж позвонил из их загородного дома и сообщил, что похитители отпустили его целым и невредимым и что он приедет в город, когда перекусит и приведет себя в порядок. Еще он добавил, что ему велено хранить молчание сорок восемь часов, не то он пожалеет, и он будет молчать, а жену просит о том же самом. Не знаю, во сколько точно он прикатил на Пятую авеню, но полагаю, около десяти. – Я встал. – Вот тебе история. Мне пора. Если твоя газетка напечатает хотя бы словечко из этого без моего разрешения, я напишу письмо редактору, и тебя сожрут с потрохами. А когда я дам разрешение, ты не должен упоминать ни Вулфа, ни меня. Если о похищении станет известно до моего разрешения, у тебя все равно будет куча фактов, о которых другие не знают. Ладно, я пошел.