Шрифт:
Закладка:
Еще маленькой девочке запомнилось, что в доме было очень много народу. Видимо, было много чужих молодых мужиков – друзей жениха. По окончании торжества в доме Мордаевых жених увозил невесту к себе в Видогощи, и друзья должны были сопровождать коляску, в которой ехали молодые, получался настоящий свадебный кортеж. Кроме того, на этой свадьбе Анечке впервые пришлось увидеть ряженых, она вспоминала: вдруг в избу ввалились какие-то фигуры, одетые неизвестно во что. Один из них изображал медведя – был одет в тулуп, вывернутый наизнанку, мехом вверх, и еще к тому же рычал. Дети на печке перепугались до ужаса. Видимо, маленькая Анечка в этот день впервые испытала такие сильные эмоции – восторг от красоты восковых цветочков и страх перед медведем, потому и впечатления об этой свадьбе врезались в память моей мамы на всю жизнь.
Несмотря на то, что Мария вышла замуж в богатый дом, была молода (ей было 20 лет), и муж ее был молод, по-видимому, ни любви, ни большого семейного счастья ей испытать не удалось. Хотя с материальной точки зрения в семье все было хорошо, и со стороны ее жизнь всем казалась вполне благополучной.
Сергей Комаров не хотел заниматься сельским хозяйством, тем более, принципиально не желал становиться колхозником. Он работал счетоводом на торфодобывающем предприятии, которое располагалось на противоположном берегу Волги (сейчас это место называется поселок Радченко). Видимо, имел кое-какое образование.
Марии тоже удалось поучиться значительно больше, чем ее старшим сестрам и братьям. Во-первых, после окончания деревенской начальной школы она продолжала учиться в школе (как говорили – в школе второй ступени) в поселке Городня, расположенном на том берегу Волги, где проходит шоссе Москва – Ленинград, то есть все-таки значительно ближе к цивилизации, чем заволжские деревни. Во-вторых, родители, видимо, не хотели, чтобы младшая дочка была принуждена, как их старшие дети, всю жизнь заниматься тяжелым крестьянским трудом, поэтому дополнительно определили ее учиться швейному делу к хорошей портнихе-мастерице, которая на протяжении многих лет брала к себе в учение девочек-подростков. Окончив «курс обучения» у этой портнихи, девушки не только умели хорошо, профессионально шить, но и обладали обширными, я бы сказала, теоретическими знаниями по швейному делу. Во всяком случае, наша Мария Алексеевна до последних лет своей жизни, то есть до конца 70-х годов, прекрасно шила, могла взяться за пошив любой вещи, вплоть до пальто (если хотела). И все, кто видел ее работу, удивлялись, какими тонкостями портновского мастерства она владела.
Таким образом, молодой чете Комаровых не было необходимости «впрягаться» в тяжелую крестьянскую работу. Они и без этого вполне могли себя прокормить. Разумеется, небольшое приусадебное хозяйство у них было. Сажали картошку, овощи, держали кур и поросенка. У Сергея была пасека, которую Мария Алексеевна продолжала держать до конца войны и продала только в конце 40-х годов. Одним словом, жили небедно. Это, видимо, давало основания молодой семейной паре относиться к соседям и родственникам с некоторой долей высокомерия. В 1927 году у Комаровых родился сын Виктор, других детей у них не было.
Удивительно, но Мария Алексеевна никогда ничего не рассказывала о том, как она жила в замужестве. Я посчитала – она прожила с мужем 15 лет. И никогда ничего ей не хотелось рассказать ни о муже, ни о совместной жизни с ним.
Так сложилось, что, будучи подростком и юной барышней, я проводила с Марией Алексеевной довольно много времени. Случалось, что она подолгу гостила у нас в Москве. Летом я часто бывала у нее в Видогощах, и наши с ней долгие неспешные беседы в течение многих лет проходили именно в тех же стенах, в которых она жила с мужем. В доме сохранилось очень много вещей старого быта, тех вещей, которыми она пользовалась 30-40 лет назад, живя с мужем. Мне казалось, что хотя бы эти вещи, мебель, предметы обстановки должны были бы вызвать у нее желание хоть что-то вспомнить о своей семейной жизни. Но – ничего. Ни о муже, ни о том, как сын был маленьким. Могу предположить, что в ее замужней жизни не было ничего хорошего, о чем ей хотелось бы вспомнить и рассказать и, может быть, погордиться. А о плохом она рассказывать не хотела. Мне кажется, что никаких чувств между ней и мужем не было, во всяком случае, ни одной теплой ноты по отношению к нему ни разу не прозвучало. Видимо, выходя замуж, она была еще совершенно не развита эмоционально, и ему тоже, в свою очередь, ни до нее, ни до ребенка не было никакого дела. У меня, как и у некоторых других родственников, есть основания полагать, что одним из главных чувств Сергея Комарова в те времена было чувство ненависти к советской власти.
Семейная жизнь Марии Алексеевны Комаровой закончилась в 1941 году, в те дни, когда началась Великая Отечественная война.
Был конец июня 1941 года. Екатерина Алексеевна и Иван Васильевич Смолины как раз в эти дни, по летнему времени, приехали из Москвы на Видогощи навестить семью Комаровых – сестру Марию с мужем. А надо сказать, что мой дедушка Иван Васильевич Смолин за несколько лет до начала войны вступил в партию, был членом ВКП(б), между прочим, первым в нашей семье. Разумеется, он не был слишком идейным партийцем, наоборот, он был немолодой уже человек, глубоко верующий в душе, так уж, видимо, просто поддался общим настроениям. Но, вступив в партию, честно принял партийную идеологию и старался придерживаться ее до конца своих дней. Во всяком случае, критические настроения по отношению к чему бы то ни было были ему совершенно чужды.
Итак, Екатерина Алексеевна и Иван Васильевич были в гостях у родственников на Видогощах. 22 июня стало известно, что немец напал на нашу страну, началась война. Сергей Комаров, муж бабушкиной сестры, сидя с родственниками за столом, сказал моему деду: «Вот придут немцы, я тебя, партийного, первого своими руками на столбе повешу». Вскоре
