вся Москва. Опричник Генрих Штаден, отбыв из московских земель, в своих записках не забыл отметить: «…Посреди Кремля стояла церковь с круглой красной башней, на этой башне висели все большие колокола, что великий князь привез из Лифляндии».

В наши дни Иван Великий, стремительно взмывающий в небесную высь, заставляет подумать о межпланетной ракете, а если погрузиться в минувшее, - о шестнадцатом веке, его начале, о днях Ивана III - поре бурной и блистательной. Примечательно, что художественное очарование Кремля немыслимо без столпа на холме, как Иван Великий непредставим без привычного окружения стен, дворцов, башен, куполов старой крепости. Левобережный холм Москвы-реки - гигантское подножие для Кремля и Ивана Великого, объединяющего в единое целое громады соборов и дворцов. Перед нами словно не архитектурное сооружение, а создание природы, родственное реке, ее берегам, всему московскому раскидистому простору.

Многое повидал златоглавый великан, разделяющий Соборную и Ивановскую площади. Когда вражеские полчища в 1812 году покидали Москву, Наполеон, исполненный мстительного гнева, приказал взорвать Ивана Великого. Французам удалось подорвать звонницы-пристройки, но столп был сооружен так прочно, что выдержал взрыв и устоял.

Красота Соборной площади, если пытаться дать ей объяснение, в том, что она наглядно объединила многовековые русские строительные традиции с духом средиземноморского Возрождения, став, таким образом, общемировым творением, как афинский Акрополь или римский Колизей.

Достохвальная кисть

Века не сохранили для нас портрета Феофана Грека, художника, называвшегося современниками не только отменным живописцем, но и прославленным мудрецом. Мы можем судить о его внутреннем облике по произведениям, исполненным трагизма и напоминающим библейские пророчества из Апокалипсиса. Выходец из Византии, утрачивавшей постепенно блеск и мировое величие и закостеневшей в догматических спорах, Феофан Грек обрел на Руси - в Новгороде и Москве - вторую родину. Его творчество, отмеченное чертами неповторимой личности, и мужественный ум оставили глубокий след в отечественной культуре, оказали влияние на последующие поколения художников.

Глазами, полными духовного напряжения, смотрят со стен русских церквей святые Феофана Грека. Энергичная, свободная манера письма, смелый мазок, напряженные духовные искания, предельная острота характеристик, несколько приглушенные краски, создающие трагизм повествования, - характерные черты творчества Феофана Грека. Феофану Греку представлялась адом не только греховная земля, на которой безраздельно царило зло. Муки и сомнения, клокочущие в сердце, делают и душу человеческую адом - от него некуда убежать.

Обычно мы мало знаем о жизни старых изографов. Феофану Греку повезло. В его времена жил в Москве книжник Епифаний, прозванный за свою высокую образованность Премудрым. Замечательный русский писатель дружил с прославленным византийцем. До нас дошло письмо Епифания Премудрого, в котором он описывает работу Феофана Грека в Москве. В письме есть, между прочим, такие строки: «…Когда я жил в Москве, там проживал и преславный мудрец, философ зело хитрый Феофан, родом грек, книги изограф нарочитый и среди иконописцев отменный живописец, который собственною рукой расписал много различных церквей каменных… Когда он все это рисовал или писал, никто не видел, чтобы он когда-либо взирал на образцы, как [это] делают некоторые наши иконописцы, которые в недоумении постоянно [в них] всматриваются, глядя туда и сюда, и не столько пишут красками, сколько смотрят на образцы. Он же, казалось, руками пишет роспись, а сам беспрестанно ходит, беседует с приходящими и умом обдумывает высокое и мудрое, чувственными же очами разумными разумную видит доброту. Сей дивный и знаменитый муж питал любовь к моему ничтожеству; и я, ничтожный и неразумный, возымел большую смелость и часто ходил на беседу к нему, ибо любил с ним беседовать.

Сколько бы с ним кто ни беседовал, не мог не подивиться его разуму…»

Феофан отличался редкостным трудолюбием. Он расписывал церкви (как свидетельствует Епифаний Премудрый, числом более сорока) в Константинополе, Халкидоне, Галате, Кафе, в Великом Новгороде, Нижнем и в Москве. Он был известен не только как создатель огромных стенописей. Его кисти также принадлежали первоклассные иконы, миниатюры и заставки в книгах. Время пощадило немногое. Но даже по тому, что дошло до нас, мы можем судить о Феофане Греке как о живописце вулканического темперамента. «Неизвестно, с какими намерениями ехал Феофан на Русь, - писал историк искусства В. Н. Лазарев. - Вполне возможно, что он собирался побывать здесь недолгое время, подобно тем мастерам, которые посещали чужие страны в поисках более высоких заработков. Такие заезжие иностранцы обычно сохраняли презрительное отношение к культуре народа, оказавшего им гостеприимство, и при первом удобном случае уезжали к себе обратно на родину. Совсем иной была судьба Феофана. Приехав на Русь, он прожил здесь около тридцати лет - до конца своих дней… На Руси Феофан тесно сжился с русскими людьми и крепко вошел в русское искусство, судьба которого была в его глазах уже неотделима от его собственной судьбы».

Роспись Благовещенского собора в Московском Кремле была, вероятно, последней страницей в творческой биографии Феофана Грека. И вместе с ним, как бы знаменуя непрерывность художественного обычая, работал московский чернец Андрей Рублев. Он также был приглашен в Кремль для иконописных работ. Видимо, в 1405 году Рублев не был начинающим живописцем. Надо думать, что инок Андроникова монастыря, расположенного на живописном холме над Яузой, снискал уже тогда славу известного изографа. Иначе трудно объяснить, почему именно ему поручили работать рядом с Феофаном. Был и третий участник росписи в Благовещенском соборе - Прохор с Городца. Несомненно, что и старец Прохор с Городца был звездой первой величины. Не исключено, что именно Прохор-старец был главой живописной школы. Так сейчас думают исследователи.

Украшение Благовещенского собора лучшими живописцами страны имело значение для всех других изографов. Это была, говоря современным языком, своеобразная художественная академия - она учила искусству. А в то время по всей Руси начинали строиться города, возводились деревянные и каменные сооружения, и, следовательно, художникам работы хватало. Профессия иконописца была почетной. Некоторые наиболее прославленные живописцы после смерти признавались святыми. Это высшая почесть, какой мог удостоиться в средние века человек. Так, например, было с Андреем Рублевым, имя которого современники еще при жизни окружили восторженным и благоговейным почитанием.

БЛАГОВЕЩЕНСКИЙ СОБОР В МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ. ИКОНОСТАС.

Летом 1405 года живописные работы в каменном Благовещенском соборе были закончены. Сотни трепетных огней отражались на глади пола, озаряли яркие и сочные сцены на сводах, переливались на золоченых решетках. Всеобщий восторг, удивление и благоговение вызывал иконостас не виданных ранее размеров - он полностью закрывал алтарь. Такого размаха не знала не только Русь, но и Византия, славившаяся