Шрифт:
Закладка:
Я не верю в Бога. В прошлой жизни, пройдя нелегкий путь, видя страдания и смерти сотен, может быть, даже тысяч людей, без конца молящихся и просящих легкой смерти, я бы сказала, что никакого Бога нет. Да, в периоды глобальной задницы в моей жизни я молила о пощаде, о милости, но не конкретно и адресно к кому-то обращаясь, скорее для успокоения души. Ведь ситуации были безвыходные и неразрешимые.
Допустим, есть некие высшие силы, и я должна им полностью довериться. Но если веры нет, как же все это сработает?
Тяжко вздохнув, я толкнула дверь церкви.
В помещении царил приятный полумрак, не было ни единой живой души. Это меня воодушевило. В церковной лавке купила два самых простых крестика и две свечи. Обойдя зал по кругу, нашла таблички «для тупых», где ставить за здравие, а где за упокой, прочитала молитвы, тут же заботливо приклеенные на стене.
Но покоя мне это не добавило.
Непонимание и ощущение неправильности нервировали. Пометавшись от иконы к иконе, в сердцах махнула рукой и собиралась уже уходить, как меня окликнули.
— Здравствуй, дитя. Тебе помочь? — ко мне обратился батюшка, стоящий у одной из икон, которого я сперва не заметила.
Я несколько растерялась.
— Да, — слова вылетели быстрее, чем мозг оценил ситуацию, — моя подруга умирает, мне сказали, что помочь ей может только вера. Но ни она, ни я не верим. Я не знаю, что делать, — протянула к нему разжатую ладонь, на которой лежало два крестика.
Батюшка, взяв меня за руку, подвел ближе к свету.
— Знаешь ли ты, дитя, что обозначает христианский крест? Это орудие смерти. Сын божий Иисус умер, распятый на нем в страшных муках. Крест — это символ, напоминающий нам, какой ценой прощаются наши грехи. Это символ воскрешения и вечной жизни. Тело даровано нам, чтобы при жизни мы благими намерениями обелили свою душу, укрепили веру. Душа наша бессмертна. — От его слов я вся сжалась, мне стало жутко, казалось, он видит меня насквозь. — Открой свое сердце Господу нашему. Вера, она в твоем сердце. Она и охранит тебя и твою подругу. — Он надел крестик мне на шею. — Иди с миром, дитя.
На негнущихся ногах я поковыляла на выход. Сама не поняла, почему так сильно на меня подействовали слова этого человека.
Но выйдя из полумрака во двор, освещенный ярким весенним солнышком, вдохнув полной грудью сладкий воздух, я испытала наконец облегчение.
* * *
Какими глазами на меня смотрела мама Машеньки, когда я попросила порезать той палец и покапать кровью на отраву для крыс, не передать. Правда, после некоторого замешательства, та словно сдалась и рукой махнула, мол, куда уж хуже. Делайте что хотите.
Маша же преисполнилась энтузиазма и готова была хоть руку, хоть ногу резать. Нанесение легких телесных перенесла стоически.
А когда я закончила с ритуалом возложения чудо-средства по углам и немного стушевалась, не зная, что же делать дальше, Маша предложила посмотреть ее работы. В свободное время девочка рисовала.
Не прошло и пяти минут, как Маша крепко схватила меня за предплечье. Я была увлечена разглядыванием рисунков и не поняла, что произошло. Когда Маша с расширенными от ужаса глазами одними губами лишь прошептала:
— Там…
Каких усилий мне стоило не заорать во всю мощь легких, одному богу известно. В середине комнаты лежала огромная крыса. Если бы не мерзкий длинный хвост, я бы подумала, что это небольшая кошка.
Мы замерли, схватившись друг за друга.
Крыса не двигалась.
Шли секунды. За дверью раздались приближающиеся шаги:
— Девочки, вы закончили? Я печенье испекла, — в комнату вошла жизнерадостная хозяйка квартиры, но, завидев крысу, запнулась на полуслове и нещадно завопила.
И тут плотину прорвало. Следом заверещала Маша. А потом и я. А что я, не девочка, что ли? Мне тоже страшно! Не каждый же день такая дичь творится.
Не знаю, сколько мы так орали и кто опомнился первым. Но шуму наделали знатно. Надеюсь, соседи на работе и полицию не вызовут.
А мне ведь ее выносить и жечь. Фу, мерзость…
* * *
Когда я вернулась с поля, на меня уставилось два немигающих вопрошающих взгляда.
— Я не знаю. Вы сами все видели! Что увидела во сне, то и сделала. Я первый раз такое жгу!
И тут, видимо, маму Маши окончательно отпустило. И она подошла ко мне с обнимашками.
— Прости меня, девочка, такая чертовщина творится, уже не знаешь, во что и верить. Будем надеяться на лучшее.
Наконец-то можно выдохнуть.
Итог дня: добрые дела делать очень утомительно.
На следующий день я решила прозондировать почву на предмет готовности профессора Попова к написанию диссертации по уникальному случаю лечения дальтонизма.
Родной университет встретил меня распростёртыми дверьми и отсутствием какой-либо пропускной системы. Золотые времена! Ни тебе параноидально-психических подозрений в каждом встречном, ни терактов, ни заложенных бомб. Фантастика.
Настроение отличное. Рассматриваю студентов, таких беззаботных и счастливых от нечаянно привалившей лафы. Родные стены, в которых я проучилась шесть лет и ещё два года защищала работу у профессора, встретили знакомым антуражем. Хоть что-то в этом мире неизменно.
Кафедра медицинской психологии находилась всё так же на втором этаже в правом крыле главного здания. Дождавшись большой перемены, я подошла к профессору и обрисовала представившийся случай, пошагово расписав схему лечения и перспективы защиты работы по данной теме. С каждым произнесённом словом глаза профессора разгорались нездоровым азартом.
Я знала, что он грезил идеей научного признания и все время искал варианты, но в ближайшие семь лет другой темы для работы он так и не нашёл.
— Аннушка, как же я счастлив, что вы пришли! Ведь был у меня вчера Григорий! Он мне тут такого нагородил! Я ничего из его слов не понял. Вы представляете, что он мне предлагал? А, — он махнул рукой, — бог с ним. Куда он теперь от нас денется? Вы себе даже не представляете, какое богатство вы мне подарили. Мне нужно срочно всё записать. Давайте в какой-нибудь кабинет. Главное, ничего не забыть. Как вы говорите… да-да-да… Ну что же вы? Пойдёмте скорее. Нужно отменить пару. Нет. Какая же сейчас у меня группа? Анна, ну что вы как неродная? Проходите скорее.
* * *
Профессор достал большой носовой платок и слабо трясущимися руками утёр бисеринки пота, выступившие на висках и лысеющей макушке.
— Да не волнуйтесь вы так, всё будет хорошо, я точно знаю, вам это по плечу.