– Я инвалид, что я могу? – делаю самое невинное лицо.

– Довести меня до ручки как минимум. Идите в столовую, я сейчас приду.

– Ева…

– Идите, Харитон… Геннадьевич.

– Тогда в полотенце, – посматриваю я на ее выглядывающие коленки. Чудесные коленки…

– Я замерзну.

– Ну а я на что?

– Вы многое можете заставить меня делать. Вы даже можете купить мне униформу, – Генрих скотина. – Но говорить вы меня заставить не можете. Так что, или вы идете в столовую или никаких больше историй.

– По всем законам жанра ты должна, как минимум, бояться меня и всячески ублажать.

– По всем законам жанра вы должны ходить и быть писанным красавцем. Но ведь это не сказка.

– Не сказка. В какой еще сказке принцесса грубит принцу. Жду тебя. Не придешь, выломаю дверь.

– Я даже не сомневалась, – усмехается она. – Но боюсь, скорости разгона не хватит.

Дверь хлопает, а я репу чешу. Еду в столовую и думаю, а что мне хочется больше: раздеть ее или вот так вот проводить время за остротами. Ведь женщине не пристало много говорить. Нужно уметь вовремя помолчать. Но есть особый кайф в женщине, которая говорит так много… Ей даже рот заткнуть не хочется. Разве что ради взаимного удовольствия.

Она появляется в халате спустя пять минут. Я пытаюсь различить, есть ли что под ним, а она вдруг резко распахивает его.

Был бы я постарше, меня от молниеносного предвкушения сразил бы инсульт. А так я просто прикрыл глаза, чтобы не видеть фланелевой пижамы.

– Мои глаза!

– Удовлетворены? – запахивается она снова и садится на стул рядом. Наливает себе чай.

– Нет, но буду, – осматриваю ее. А волосы у нее мокрые так и лежат на плечах. – Что было дальше.

– Так вот. Горничная мешала угли в камине, а девушка читала на ночь.

– Судя по всему, она много читала.

– Немало, – усмехается она и меняется в лице. – И тут она слышит звук. Словно мяуканье. Она отложила книгу и заметила, что горничная согнулась в три погибели, а под ней ребенок.

– Не понял, – в немом шоке застываю.

– Ее горничная родила прямо там. В ее комнате.

– Да быть такого не может! Она была беременна?

– Была. От ее мужа.

– А эта дура не замечала?

– Она, если честно, вообще мало что замечала кроме своей персоны. Так была погружена в собственные переживания и мысли, что не смотрела по сторонам.

– Пиз… – пытаюсь выругаться, но строгий взгляд Евы тормозит меня. – Жесть, короче. Так это была ты? Твоя горничная родила в твоей комнате?

Ева усмехается и складывает руки на столе, приближая свое лицо ко мне.

– Это вы мне скажите. Это была я?

Глава 20. Харитон

Вместо того, чтобы думать, я смотрел на чистую кожу, на длинные ресницы, на губы, что изгибались в улыбке. Она что-то спросила, а я чувствовал себя идиотом.

– Харитон Геннадьевич?

– Да, – откашлялся. – Да. То есть нет, я не думаю, что ты пользовалась грелкой, если только ты не ведьма из восемнадцатого века.

– А вдруг?

Я даже на мгновение задумался. Но потом встряхнул головой и усмехнулся.

– Ты человек. Очень, очень привлекательный человек.

– Одно другому не мешает. Впрочем, закончим на этом.

– Стоп, – она встала и задвинула стул. – Ты не сказала, прав ли я.

– Не сказала.

– И как я должен понять?

– Сказать, откуда эта история на самом деле. Где могла быть горничная, родившая от хозяина.

– Ты смеешься? В любом богатом доме. Вопрос в том, чем нужно обкуриться, чтобы придумать, как она рожает прямо в спальне. Точно, – осеняет меня. – Это кто-то из классиков литературы. Они же все были теми еще шизиками.

– Верно, – рассмеялась она и пошла в сторону своей спальни. – Это история из романа классика. Завтра слушаем вашу историю.

– Ладно, – смотрю ей вслед и не хочу отпускать. – Стой! А дальше-то что было? Она ушла от мужа? Убила его?

– Но ведь вы и сами можете прочитать.

– Скажи автора, и я прочитаю в интернете.

– Но так ведь неинтересно. У вас в библиотеке. Стеллаж возле окна. Девятая полка снизу. Спокойной ночи, Харитон Геннадьевич.

Я даже фыркнул. Заняться мне больше нечем, по библиотеке рыскать. Но я все равно туда поехал. Нашел этот стеллаж и посмотрел на девятую полку. Она была чуть выше моего роста, а значит, чтобы найти на ней книгу, мне нужно встать и поднять руку. Дрянь, а.

Полная чушь. Буду я из-за какой-то книжки напрягаться…

Уже отъезжаю, хочу порно посмотреть, но дикие вздохи и перекошенные лица не приносят не только удовлетворения, наоборот, от прямоты происходящего начинает подташнивать.

– Она точно ведьма, – отключаю ноут и еду к этой чертовой полке. Берусь за стеллаж, пытаюсь подняться и падаю, сметая за собой часть книг. Одна и них бьет по голове, и я смачно выругиваюсь.

На шум прилетает Ева. Заботливая наша. Знала ведь, что так будет.

– Давайте я…

– Вон пошла! – ору я и, не соображая, кидаю в ее сторону книгой. Она стоит в стороне и смотрит так, как будто ее ничуть не задел мой гнев. И это бесит еще больше. – Думаешь, не смогу?

– Скорее напрягаться не захотите.

– Иди отсюда. Иначе в следующий раз не промахнусь, чтобы ты хоть на миг поняла, какую я боль испытываю.

– Точно. Бедный и маленький. Ведь только вы один в этом мире страдаете.

– Что ты знаешь о страданиях! – ору, кулаки сжимаю. Сейчас желание соблазнить ее превращается в желание поиметь. – Ты можешь себе представить, как быть прикованной? Как сидеть в этом кресле изо дня в день, словно в тюрьме!

– Знаю, – выкрикивает она. – Я знаю, что значит потерять свободу, только с одной лишь разницей, у вас есть выбор, вы можете сделать свою жизнь лучше, просто нужно постараться. А у меня не было. Не было выбора.

– О чем ты говоришь? – по телу разливается холод от одной мысли, что ее, такую молодую и красивую, могли держать взаперти. – Расскажи мне.

– Зачем? Чтобы пожалели меня? Мне кажется, вам лучше удается пожалеть себя. Вы даже усилие не хотите сделать к тому, чтобы что-то изменить, вы даже не можете удовлетворить свое любопытство. Зато ради секса вы вполне можете преодолевать боль.

– О чем ты?

Она выдыхает это почти обвиняюще, а я заранее чувствую себя виноватым, только не знаю, в чем.

– Там вас пришли пожалеть. Ждут в вашей комнате.

– Сегодня понедельник?

– Ага, – выплевывает она и уходит, а я валюсь на спину и выдыхаю, когда острый угол обложки впивается мне в спину. Дело дрянь. Понедельник