электропистолета в небольшой сводчатой комнате, мои натянутые нервы дрожали после всего того, что я увидел и совершил, — после смерти этих священников, стоявших так близко от меня. Я услышал слабые крики, доносящиеся откуда-то из глубины здания, и подумал, что, наверное, сейчас все священнослужители Марса несутся в эту часть храма.

Наткнувшись на стол, я все же выдернул разъемы из прибора и опустил небольшое приспособление в карман, затем поднял цилиндр и изумился, насколько он легок.

Потом я вспомнил. Да, я должен взять еще один цилиндр. Есть ли у меня время? Мой друг объяснил, почему он хочет, чтобы я взял второй цилиндр. Я был почти уверен, что успею заглянуть в соседнюю комнату, а потом пробиться наружу.

Я решил попробовать. Поставив цилиндр обратно на стол, я побежал к двери, про которую говорил Кен. На полпути к ней я выхватил один из пистолетов. У меня не было времени возиться с замком. Каждая секунда на счету. На бегу направив пистолет на замок, я нажал курок. Мощный заряд снес кусок двери, и, подпрыгнув, я сильно ударил ногой и распахнул ее настежь. Я влетел в комнату, которая была так велика, что в первый момент я даже растерялся. На бесконечных полках, которые отделялись друг от друга лишь узким проходом, стояли ряды цилиндров, точно таких же, как тот, где находился мозг Кена Смита.

Я схватил первый попавшийся, сунул под мышку и бегом вернулся в соседнюю комнату.

Я слышал разъяренные голоса священников — они яростно расчищали коридор, который завалил камнями мой выстрел. В поле зрения пока никого не было видно.

С победным воплем я схватил цилиндр, в котором находилось все, что осталось от моего друга, и нырнул в узкую щель, сделанную мной между комнатой и темным коридором.

Оказавшись в мрачном проходе, я устремился вперед и мчался до тех пор, пока не решил, что добрался до поворота. Плюнув на осторожность, я вытащил фонарик и рассек кромешную темноту полосой яркого света. Позади себя я услышал пронзительный крик, а потом последовал выстрел из миниатюрного огнемета, но расстояние было слишком велико, и бледный язык пламени зачах на полпути ко мне.

Мой собственный страх дышал мне в спину, и я рванул вперед. Огнемет продолжал стрелять. Достигнув наконец поворота, я остановился, сунул в карман фонарик и вытащил один из моих пистолетов. Выглянув из-за угла, я нажал курок и быстро отступил. За эту краткую секунду, с помощью одно-го-единственного выстрела, превращающего в пепел все на своем пути, я успел очистить коридор.

Пошатываясь как пьяный, я вышел из ворот храма в темную холодную ночь. Я едва не споткнулся о тело мертвого стражника, но зато очнулся и вновь бросился бежать. За моей спиной слышался гул голосов, исполненных страха и злобы. Разъяренные, перепуганные священники пытались перерезать мне путь к отступлению. Слишком поздно.

Темнота поглотила меня, и через полчаса я летел на флаере, который загодя спрятал неподалеку от храма. Я держал путь в пустыню Арантиана. На соседнем сиденье лежали два цилиндра, совершенно идентичные по виду и форме, но в одном находился мозг землянина, а во втором — марсианина.

В пустыне

— Это решительно ни к чему, Кен, — сказал я, — Я испробовал уже абсолютно все. Это просто нелепая случайность, что я прихватил цилиндр того марсианина, который умер еще до того, как земляне пришли на Марс. Мы теперь можем узнать о цилиндрах лишь то, что знали о них священнослужители тех лет. Он сболтнул немало, главным образом когда я пригрозил разбить молотком его цилиндр. Эти марсиане, похоже, любят свою вечную жизнь в этих дурацких сосудах. Из страха он рассказал все, что знает. Но все, что он знает, — это то, как мозги помещают в цилиндры. Он утверждает, будто невозможно вынуть какой-либо из них и вернуть обратно в тело.

Я сидел сбоку от цилиндра, в котором плавали мозг и лицо Кеннета Смита.

— Да, Боб, — прозвучал голос моего друга, его губы двигались довольно медленно. — Похоже, что я заключен здесь до конца жизни, которая, как уверяет наш марсианский друг, будет длиться вечно, раз уж я попал в одну из этих штук. Забавно, как они научились делать вещи вроде этой. Какая-то химия, которая позволяет мозгу оставаться живым. Я полагаю, Тарсус-Эгбо сказал тебе, что это за хрень.

— Сказал. Весьма неохотно, надо признать, но я повернул рычажок и дал ему повыть пятнадцать минут. Я засек время. Когда я выключил, он был готов рассказать мне все, что знал, о составе вещества.

— Какие у тебя планы, Боб?

— Сложный вопрос, Кен. Хотелось бы попробовать вернуться с тобой на Землю, но это совершенно невозможно, по крайней мере еще несколько лет. Марсиане будут потрошить каждый уходящий корабль, прочесывать частым гребнем. Возможно, я смог бы незаметно выскользнуть — но человек, пойманный с одним из этих сосудов!.. Парень, это будет просто кошмар! Если мы сможем вернуться на Землю, считай, мы спаслись. Пока мы на Марсе, за нами обоими идет охота — за осквернение храма. Правда, на Земле нас будут преследовать за убийство двух священнослужителей, но мы сможем как-нибудь решить эту проблему. Я тут с тобой завяз, хотя это, пожалуй, не так и важно.

— Крепкий парень, — проговорил Кен, — Если я когда-нибудь стану для тебя чересчур тяжелой ношей, просто разбей резервуар и иди своей дорогой.

— Ты же знаешь, что я никогда этого не сделаю, Кен. Мы же друзья, не так ли? Если бы марсиане засунули в цилиндр меня вместо тебя, ты бы действовал так же. Я был бы мерзким человечишкой и плохим другом, если бы бросил тебя.

Мы на некоторое время замолчали, продолжая сидеть и глядеть на красную пустыню — песок и колючки, расстилавшиеся на многие мили вокруг, — бескрайнюю пустыню, в которой больше не было ничего.

— Если что-нибудь случится… — снова начал я. — Ну, что-нибудь такое, ты понимаешь… Если марсианские корабли обнаружат нас, или если… ну, ты понимаешь… Я обещаю выпустить в тебя всю обойму. Я не допущу, чтобы ты снова попал в их руки.

— Вот именно, — откликнулся Кен, — Просто скажи: «Пока, парень, я не хочу этого делать, но это лучший выход» — и грохни молотком. Только убедись, что врезал как надо. Эта штука может оказаться очень крепкой. Наверное, ее не просто разбить.

Солнце медленно клонилось к закату, красная пустыня постепенно остывала, и я почувствовал, что начал замерзать. Я передернул плечами и поднялся на ноги.

— Пожалуй, пойду чего-нибудь поем. Я скоро вернусь.

— Да