Надо ли мне лезть в город и пытаться вынюхать насчёт пленных и прочего? Надо. Но надо ли мне лезть в город и пытаться вынюхать насчёт пленных и прочего без подготовки? Нет, не надо.

У меня есть голова на плечах, поэтому надо ею пользоваться.

— Тут точно есть селения, где живут обычные дехкане, — произнёс я задумчиво. — Большие люди выходят из маленьких деревень, поэтому поступлю точно так же.

Вернувшись в лес, я пошёл, как завзятый Владимир Ильич, другим путём. В город я пойду, но определённо не сегодня.

/десяток часов спустя/

Уже вечереет, солнце этого мира намечает путь к горизонту, а я продолжаю неподвижно лежать в кустах и наблюдать за деревенькой.

Немного удивительно видеть тут обычных крестьян европеоидной внешности. Почему-то у меня сложилось вполне определённое представление о дехканах, то есть персидских крестьянах, вкалывающих на сатрапа. Это должны были быть смуглокожие ребята арийской внешности,[10] а не все эти светленькие эуропейцы, машущие сейчас мотыгами.

Но самое странное, что здесь было — это наличие мертвецов. Обычные для меня немёртвые покорно пахали очень щедрую почву этого мира каменными мотыгами, без продыху, без устали, без недовольства. Идеальные рабы, если подумать.

Мертвецов раза в три больше, чем живых. Охрененно странно и дико для меня. Раньше у меня была этакая локальная монополия, а теперь их поднимают в таких количествах, что аж хватает на сельское хозяйство! Но хрен бы с ним, потом разберёмся.

Как понимаю, у местных тут период вспашки после сбора урожая.

Вот я раньше решительно не понимал этот мир. Урожаи с местной земли можно собирать непрерывно, без пауз и перекуров, потому что климат всегда один и тот же, мягонький и ласковый. То есть с едой проблемы принципиально невозможны, ведь урожай раз в три-четыре месяца и его надо только собрать. Еды в изобилии, но люди всё равно продолжают воевать. И это мне было не очень понятно, потому что я, как оказалось, совершенно не понимал контекста, но теперь понимаю.

На этой планете все войны ведутся, впрочем, как и у нас, по экономическим причинам. Только основа экономики тут не сельское хозяйство, как я раньше думал, а кустарная промышленность. У нас такого, на подобном уровне технического развития и социально-экономических взаимоотношений, никогда не было и быть не могло, а тут пища не имеет той ценности, какую имеет на Земле, так как, можно сказать, что на большей части этой планеты идеальные климатические условия. И даже истощение почвы не слишком важный вопрос, потому что по достижении истощения крестьяне просто меняют поле — людей здесь мало, а земли много.

И вот, исходя из этой интересной особенности, важнейшим экономическим фактором становится производство всякого хозяйственно-бытового дерьма и изделий военного назначения. В Средневековье на Земле важнейшим фактором была пахотная земля, а тут её как у дурака фантиков, поэтому драться всем приходится за что-то другое. И чего-то другого было навалом у моих подопечных, оказавшихся неспособными правильно распорядиться оставшимся в наследство заделом.

Не знаю, как именно была захвачена Стоянка, но её захватили именно с целью получения промышленной мощности и квалифицированных мастеров.

Но грызня тут идёт ожесточённая, людей мало, как ни крути, города населены большей частью крестьянами, ремесленников очень мало, всегда не хватает, поэтому неудивительно, что это обычно состоятельные люди, берущие за свои услуги дорого. Цеховщина, само собой, жёсткая, с чётко очерченной кастой ремесленников, куда ход есть только по происхождению или по очень большой удаче.

Тоже урок для меня: не надо было светить свои навыки кому попало и было бы мне счастье. Некромантия — это искусство, а я относился к ней как к науке. Искусство надо беречь, скрывать от остальных, а время науки ещё не пришло, увы…

Ладно, хватит пялиться на селян и размышлять о столь приземлённых материях как политэкономия…

— Здорова, сиволапые! — пошёл я к ближайшим крестьянам.

Меня увидели и совсем не обрадовались этому.

Крестьяне побросали инструменты и в панике помчались к домам вдалеке.

Первый контакт прошёл неудачно, поэтому я пошёл обратно в лес. Эх…

Найдя подходящий ручей, я привёл себя в относительный порядок, даже причесался, после чего выждал часок и решил выйти сразу к деревне, не распугивая дехкан на полях.

Обхожу деревню с другой стороны и иду к ней так, будто испокон веку тут хожу и буду ходить. Под ботинками мягкий чернозём, жирный такой, сразу видно, что почва тут благодарная…

Дехкане, усердно возделывающие почву, не обращали на меня внимания. А всё дело в том, что я не иду с ними на контакт, ничего от них не хочу и не вооружён. Разве что гол по пояс, но погода позволяет, поэтому тоже ничего сильно необычного.

А вот у самой деревни начались проблемы. Псины в каждом дворе подняли испуганный лай. Это привлекло внимание занимавшихся своими делами крестьян, после чего из дворов начали выходить люди, чтобы посмотреть на причину беспокойства собак.

— Чужак, — с непонятным выражением лица произнёс мужчина лет пятидесяти.

Он вышел из небольшого бревенчатого дома, не имеющего трубы дымохода и окон. Одет в потрёпанную льняную рубашку до колен, босоног, длинноволос и бородат. Лицо европеоидное, глаза карие, а волосы чёрные, с проседью. Говорит на среднегреческом.

— Не спорю, — ответил я ему на латыни. — Но не враждебный чужак.

— На ромейском не разумею, — сказал на это мужчина по-среднегречески. — Ты кто таков?

— Алексеем меня звать, — ответил я, задействовав свои очешуительные лингвистические способности. — Пришёл с востока, работу и пропитание искать.

Из дома выглянула пожилая женщина, одетая аналогично мужику, то есть в льняную рубашку. Скорее всего, она и сшила оба одеяния.

— Тогда ты зря пришёл на сатраповы земли, — покачал головой мужик. — Он привёз очень много рабов с похода, поэтому подработать ты тут нигде не сможешь. Да и даже без них хватает трудяг, ну, этих…

Мужик указал на запряженных в телегу мертвецов.

Я огляделся по сторонам. Все, кто может, сейчас в поле, поэтому в деревне не так уж много людей, лишь старики, совсем юные дети и послушные мертвецы. Живые стоят у домов, смотрят на меня, а мёртвые продолжают работать. Возможно, мой визит для живых — это событие, о котором стоит потом говорить и даже вспоминать иногда.

— Я сведущ в лекарском деле, — сказал я. — Если кто захворал — могу помочь.

Магией светить не стоит, здесь не так уж и много таких как я, поэтому обо мне быстро узнают