– Что думаете? – спросил Кот после того, как они ушли.

– Хотелось бы знать, за что ее вышибли из колледжа, – заметил Карл.

– И мне, – поддержала Аннабель.

– О Боже, пусть это будет проституция, – взмолился Кот.

– Это не та работа, от которой можно отказаться, – ответил Джек уже с немалой долей раздражения.

Они стояли в центральном коридоре напротив друг друга, опершись о стены, и глядели друг другу в лицо.

– Но почему нет?

Джек задумался, затем сформулировал:

– Чтобы понять, сначала придется поверить.

Девушка отвернулась, но тут же снова посмотрела на Джека.

– Вы же сами знаете, поверить в такое трудно.

Боже ж ты мой! Джек внезапно понял: а она-то верит! Взаправду верит.

Или очень хорошо старается.

– Кстати, а кто навел вас на нашу Команду? – осведомился он.

Она улыбнулась.

– Старый друг нашей семьи владеет еженедельной газетой, освещавшей вашу последнюю, э-э, работу. Я приехала в этот городишко… да, простите, как он называется?

– Брэдшоу, Индиана.

– Да, Брэдшоу. Я попала туда через два дня после вас, – хмурясь, сообщила она. – Но никто уже не захотел говорить со мной. Однако я раздобыла ваш адрес.

– Вам повезло с опозданием.

– Я слышала, у вас были проблемы.

– Были, – отпив, согласился Джек.

– Кто-то пострадал?

– Семеро.

– И как пострадали?

– Умерли. Семь трупов.

Она побледнела:

– Да вы шутите! Не может быть.

Джек не ответил, только посмотрел. Повисло молчание. Похоже, бедную девицу наконец проняло.

– …Позвольте дать вам один маленький совет, – предложил Джек.

– Какой же?

– Отнеситесь всерьез. Это все – оно настоящее.

Они снова замолчали.

– …Я и не знаю, что тут сказать. И сделать, – призналась девушка.

Джек выпрямился, расправил плечи. Всё, пока кончать с унынием.

– Я знаю, что вы можете сделать. Я расскажу, что вы могли бы напечатать, хотя и сомневаюсь в том, что вы это хоть где-нибудь сумеете напечатать.

Он опустошил свой стакан и поставил на ковер.

– Блокнот у вас с собой?

– У меня диктофон.

Она покопалась в сумочке и вытащила приборчик.

– Ну и чудно, – заметил он, ухмыльнулся, вставил посреди ухмылки сигарету и закурил. – Я вам устрою тур по нашему житью-бытью.

Она робко улыбнулась, повела рукой.

– Такой большой дом. Сколько здесь спален?

– На семь больше, чем нужно.

– Ох, – глядя на ряды дверей, тихо выдохнула она.

Четыре с одной стороны, три – с другой.

– Не отчаивайтесь, – посоветовал Джек. – Сейчас время дифирамбов.

Он заговорил. И очень скоро Даветт поняла, что до конца жизни не сможет забыть услышанное. Он все время ухмылялся, непрерывно курил, шагал от двери к двери и у каждой рассказывал невозможные, скабрезные, дикие, безнадежно смешные и непременно неприличные истории про погибших хозяев этих комнат. Даветт улыбалась, но не могла по-настоящему смеяться, покорно плелась следом, завороженная, жадно впитывающая каждое слово и жест.

Джек Ворон рассказывал и не стесняясь плакал. Но не захлебывался слезами, не всхлипывал, даже не позволял слезам перебивать смех. Джек изображал то пьяного, то ребенка, то смертельную серьезность.

Даветт была целиком захвачена, покорена его безмерной, свирепой гордостью за свою Команду, за тех, кто ушел навсегда. Нет, такое невозможно забыть. Джек тоже радовался, рассказывая, – и понимал, что чувствует Даветт. И радовался ее восхищению и благоговению. Он полтора часа играл, показывал, переживал, веселился – и, когда наконец закончил, оба выбились из сил.

В коридоре возник Кот, напомнил о том, что самолет готов к отлету, и был таков. Джек сказал девушке, куда они собираются.

Она сказала, что знает. Ведь она именно оттуда, из Далласа.

Он сказал, что скучает по Техасу. Даветт сказала, что тоже.

Повисла долгая пауза. На первом этаже заорал рок-н-ролл.

– Так почему б тебе не с нами? – спросил Джек.

Она посмотрела на него, склонив голову – прислушивалась к тому, что доносилось снизу.

– Я с вами, – ответила она.

И в самом деле полетела с ними.