сугробы по обеим сторонам адептов взрываются снегом, выпуская из себя четырех упырей — по два на сторону. Две твари прыгают на Озара, две — на Апелиуса. Упыри под завязку накачаны энергией смерти, и мертвое бао делает свое дело: щит Озара не просто проявляется в реальности — он чернеет, будто разъедаемый чернилами. Щит Апелиуса гораздо качественнее, но архимаг не бьет монстров, он выпускает бао под ноги и отпрыгивает в сторону, отталкиваясь ногами от мгновенно выросшего из-под земли шипа. Архимаг мог ударить, но потерял две секунды, чтобы отпрыгнуть от монстров.

А потом стало поздно. Шип Апелиуса пробил голову одной твари, но другие две, не обращая внимания на слабенькие заклинания, проломили щит орущего Озара и располосовали его когтями. Пацан даже не успел ничего сделать.

А потом все три твари метнулись к Кимару. И если двух Апелиус успел убить, то третья тварь заслонилась адептом, пробила дышащий на ладан щит и вгрызлась в горло Кимара. Шип прилетел в голову твари, но клокотавшего с разорванной гортанью приятеля это спасти не могло.

Теперь остались только Адар и Апелиус. Будто в насмешку над судьбой, первым делом смерть прибрала с собой предателей-помощников, которые получили обещание платы за свою службу, но не успели ей воспользоваться. И вряд ли Апелиус теперь вылечит сестренку Озара, и не найдет родственников Кимара, чтобы отдать документы, подтверждающие право владения крепостью и деревенькой.

Адару стало ясно, что он умрет следующим. Командир сильнее, быстрее, злее. Хоть Апелиус и выглядит исхудавшим, покрасневшие глаза глядят так же остро, а в движениях нет усталости. Тулуп адепта не порван — щит у того выдерживает даже прыгающих из сугробов умертвий, и похоже, на ходу заряжает сам себя.

— Постояли и хватит. Пошли, — махнул Апелиус в сторону, куда уводил след. — Я умею читать следы, эти четверо упырей были последними юнитами в войске твари. Теперь есть только мы и она.

Глядя, как краснеет снег под предателями, как затихают судороги Кимара, Адар понимал — его ждет такая же судьба: краснеющий под телом снег и равнодушный взгляд. А с Апелиусом, этим выползышем бездны, будет стоять следующий раб браслета, которому он кивнет "пошли".

Истерику устраивать смысла нет — адепт скажет "пошли за мной, это приказ", и тело выполнит то, чего так не желает разум. Так что лучше не терять самостоятельность и последних частичек гордости. Смерть парней добавится строками в мантре, которую Адар твердит себе перед сном. Ненависть придает сил…

Да, покойные предали Адара и загнали и его, и себя в эту ситуацию, но кто бы не предал? Узнав Апелиуса получше, бывший серый кардинал Утренней звезды осознал, что любого, кто пробыл в компании чертового адепта час-другой, тот убедил бы в чем угодно. Это со своими слугами, скованными артефактами, практик не церемонился и не стремился казаться хорошим.

Адепт глотает загустевший на морозе укрепляющий эликсир, по консистенции похожий на жидкий лед, и прячет бутылек под тулуп, который теперь все равно не защищает от холода. Лезет за пазуху парням и забирает ополовиненные бутыльки.

Снова в путь. Снова лыжи скользят, торят лыжню через сугробы и овраги, снова палки отталкиваются от снега.

— Не понимаю, — хмурится Апелиус. — Следы какие-то странные… Что-то не так…

Идти им пришлось не больше пятнадцати минут, прежде чем след закончился. Судя по всему, упыри прошли вперед, до этого места, а потом вернулись по нему же и засели в сугробах. Девчонки, за которой они шли, здесь видно не было.

Они преследовали призрак.

Вьюга ревет, свистит ветер, матерится Апелиус, но Адар улыбается. Пацан счастлив: сегодня мир позволил ему жить.

* * *

Если сутки назад я планировал развернуться в Басхуре на полную, то теперь мне пришлось пересмотреть свои планы с учетом троицы адептов, засевших где-то рядом с городом. В то, что практики ушли обратно в столицу, не поверил бы даже полный дурак. С вызванным големом, потрепанные, без лыж? Я бы на их месте переждал ночь где-нибудь у костра, упился заживляющими эликсирами, коих у элитной четверки должно быть с изрядным запасом, а потом дошел до города. И уже там попытался бы отыскать меня.

Хорошо, что я — не троица сидящих в лесу адептов, демотивированных смертью товарища, и у меня забот всего две: во-первых, нужно построить печать для портала — это единственное, что требуется мне в городе. А во-вторых, надо избавиться от преследующей меня химеры. Смерть практика-химеролога порвала поводок между ним и зверушкой, но та преследует меня без команд и каких-либо дополнительных стимулов. Так сказать, безвозмездно.

Гораздо хуже, что по скорости паукоскорпион не сильно отстает от меня. Я бы согласился обменять такого врага на парочку обыкновенных медлительных големов, которых хотя бы издали обстрелять можно. Обычно химерологи усиливают своих подопечных по максимуму, тратя многие десятки монет, подбирая сердца, мышцы, кости и прочую начинку монстров и зверей, чтобы создать особую тварь. Мне не повезло несколько раз: во-первых, тварь создавали и развивали в повышенную ловкость, не жалея средств. Во-вторых, химеролог был очень, очень умел.

Зато теперь я знаю, какую тварюшку заказывать у мастеров скальпеля и чужих тел.

Химера.

Сила: 0.4

Ловкость: 6.3

Телосложение: 0.3

Что особенно погано — химера не атаковала меня в лоб, и поймать ее я не мог.

В Басхур я прибыл под вечер: солнце каждый день заходило все раньше, и когда я входил в город, небо уже темнело. Выспросив у стражника путь к ближайшей таверне, я отправился по указанному адресу и снял комнату на втором этаже. Предупредил, чтобы меня не беспокоили и запер дверь в комнату изнутри. Надолго я здесь не задержусь.

Я исчертил пол рунами, установил взрывную печать, которая среагирует на открытую дверь. Накопителей у меня осталось всего пять, потому пожадничал: установил в центре печати старт и до предела напитал руны бао. Печать продержится ровно сутки — именно на столько я снял комнату. А старт будет подарком для владельцев таверны. Если, конечно, они вообще поймут, что это за монета.

После того, как расправился со всем этим, я отворил окно, выкинул вещи в сугроб, прикрыл ставни и телепортировался сквозь стекло. Увы, поклажа ограничивает меня и здесь: не хочу перемещаться с частью рюкзака.

Я подобрал вещи и поспешил к таверне в другой части города — там я останавливался в прошлый раз. Если… точнее,