Шрифт:
Закладка:
«…к тому моменту у меня не осталось никаких иллюзий относительно него. И он был даже хуже, чем я ожидала. Он был настоящей посредственностью»[70].
В 1917 году Розенбаумы провели последнее беззаботное лето в Териоки (сегодня – Зеленогорск), небольшом курорте на северном берегу Финского залива Балтийского моря, примерно в 50 километрах от Петрограда. Алиса тогда открыла для себя роман Вальтера Скотта «Айвенго». Этим прекрасным романтическим произведением тогда традиционно зачитывались практически все российские подростки из образованных семей. Но Алиса интерпретировала его содержание совсем не так, как ее сверстники. Во-первых, значимым персонажем, помимо главного героя – рыцаря, лишенного наследства, – для нее несколько неожиданно становится еврейка Ревекка, чей отец Исаак, по мнению Энн Хеллер, явно воспринимался Алисой как носитель зарождающихся капиталистических ценностей, которым было суждено в будущем стать двигателем экономического прогресса. Рыцарь Айвенго не мог не понравиться Алисе толерантным отношением к евреям. А вот Робин Гуд, напротив, произвел на юную читательницу отталкивающее впечатление: в благородном разбойнике, грабившем богатых и отдававшем награбленное беднякам, она увидела предшественника большевистской политики экспроприации. Позднее, в романе «Атлант расправил плечи», писательница «расправится» с Робин Гудом, создав образ пирата ХХ века Рагнара Даннешильда – своеобразного антипода шервудского стрелка. Даннешильд ненавидит и презирает Робин Гуда, так как тот захватывал «богатства, которыми никогда не владел, раздавал блага, которых не производил, став символом идеи, что нужда, а не достижение является источником прав» на частную собственность.
Увы, вскоре революционные жернова завертелись еще быстрее. В ночь на 25 октября 1917 года отряды рабочих Красной гвардии и матросов Балтийского флота, разоружив правительственные части, захватили вокзалы, телефонную станцию, почту и телеграф. Утром 25 октября Военно-революционный комитет опубликовал воззвание «К гражданам России!», в котором сообщил о переходе власти в руки Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Ночью 26 октября был взят штурмом Зимний дворец и арестовано Временное правительство. Российская империя окончательно прекратила существование. По улицам некогда самого прекрасного российского города теперь бродили банды вооруженных люмпенов, избивавшие и издевавшиеся над всеми, кто казался им похожим на «бывших», а в воздухе звучал клич «Грабь награбленное!».
Последствия вооруженного переворота не замедлили сказаться на жизни семьи Розенбаум. В один из дней, который Алиса запомнит на всю жизнь, она стояла у входа в аптеку, принадлежавшую ее отцу, и с недоумением наблюдала, как тот в спешке собирает немногочисленные личные вещи и уносит их в расположенную на третьем этаже квартиру. Когда он вернулся, в аптеку ворвались вооруженные солдаты, объявили о ее национализации «именем народа» и поставили на дверях красную сургучную печать. За мгновение до того, как мать втолкнула ее в квартиру, Алиса посмотрела на отца:
«На его лице было выражение беспомощного, смертельного оскорбления и возмущения – но он совершенно ничего не мог поделать… Это было ужасное молчаливое зрелище жестокости и несправедливости. Я подумала: вот это один из [главных] принципов коммунизма»[71].
По всей стране подобным образом национализировались (проще сказать, отбирались) магазины, предприятия, банки и вклады. Тетя Алисы (скорее всего, Елизавета Гузарчик), хранившая деньги в одном из банков, горько оплакивала утрату всего состояния. То, что Зиновий Захарович вскоре после Февральской революции предусмотрительно забрал деньги и драгоценности из банка, позволило его семье худо-бедно существовать и после тотальной национализации частной собственности новыми властями – «красногвардейской атаки на капитал». Айн Рэнд позднее скажет:
«Даже в том возрасте я могла видеть, чтó не так с коммунизмом. Коммунизм значил – “жизнь для Государства”… Я видела невыразимое зло коммунизма в требовании пожертвовать лучшими людьми ради укрепления серого обывателя»[72].
Ее ответом на принципы коммунизма стало убеждение, что ничто не может быть важнее, нежели право личности на собственную жизнь, право более значимое, нежели все требования или претензии общества, группы лиц, государства или всего населения планеты.
На смену сценам экспроприаций вскоре пришли более страшные картины. 5 января 1918 года колонны рабочих, служащих и интеллигенции в составе мирной демонстрации двинулись к Таврическому дворцу. Уставшие от голода, разрухи и красного террора, они требовали передать власть демократически избранному Учредительному собранию. В ответ войска открыли стрельбу из пулеметов. В результате были убиты и ранены несколько десятков манифестантов. Эти события ужаснули даже тех, кто изначально поддерживал революцию. Пролетарский писатель Максим Горький возмущенно писал: «5 января расстреливали рабочих Петрограда, безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы». В тот же день была расстреляна и мирная манифестация в Москве. События этого страшного дня вошли в историю под названием Кровавая пятница.
Алиса не видела петроградский расстрел, хотя он произошел не так далеко от ее дома. Однако вскоре со своего излюбленного наблюдательного пункта – балкона на третьем этаже дома на Невском проспекте – она могла с ужасом взирать на похоронную процессию. В знак протеста против действий большевистской власти в день похорон жертв Кровавой пятницы были закрыты все магазины и школы Петрограда, люди заполнили центр города. Открытые гробы медленно проплывали под балконом, и слишком рано повзрослевшая двенадцатилетняя девочка смотрела вниз на мертвенно-бледное лицо и черные волосы красивой молодой женщины, контрастировавшие с алой подушкой[73] (возможно, это была эсерка Е. С. Горбачевская).
Что делала будущая писательница в эти страшные дни? Как ни удивительно, гимназия продолжала работать, и Алиса посещала ее как минимум до конца 1917/18 учебного года. Однако ее единственная подруга Ольга Набокова к тому моменту уже уехала с семьей в Крым, и девочке было не с кем обсуждать последние политические события.
В 1918 году она начала читать романы Виктора Гюго (1802–1885) – по ее собственному признанию, единственного автора, повлиявшего на становление писательницы Айн Рэнд. Приохотила Алису к творчеству Гюго Анна Борисовна – по вечерам она читала его произведения в оригинале бабушке Алисы, Розалии Павловне. Алиса, лежавшая в кровати, с восхищением слушала – а потом и сама читала «Отверженных», «Человека, который смеется», «Собор Парижской Богоматери», «Девяносто третий год» и другие произведения классика.
Чтобы понять Айн Рэнд как писательницу, необходимо прочувствовать ее отношение к Виктору Гюго и его произведениям. На наш взгляд, обожая и превознося Гюго, она, пожалуй, несколько перегнула палку, в собственном творчестве следуя стилистике и сюжетным ходам своего любимого писателя. Айн Рэнд жила уже в совсем другое время, и ее стремление
