Казанью и самим Нижним в последнее время оживилась. Балахна хоть и не большой городок, но десяток торговых людишек имелся. Один же, купчина Тихон Замятин, и вовсе был первостатейный, имел две ладьи и хаживал и в Астрахань, и в Кострому, и в Казань. Собрано было сто семьдесят рублёв, о чем сейчас Никита Иванович и диктовал уездному писарю Агафону Лукину.

Это наипервейшее дело вдруг было прервано неожиданно появившимся подьячим Замятием Симановым.

– Никита Иванович, к заставе подошёл огромный обоз, одних лошадей сотни полторы, да телег несколько десятков, да людишек без счёта.

Событие для тихой и захолустной Балахны было неординарное. Пушкин оправил кафтан и поинтересовался:

– Кто такие? Откуда вести?

– Сынишка стрельца Захарьина прибежал от заставы, – пояснил источник новости Симанов.

– Вели стрельцов поднять, и коня мне пусть седлают. – Воевода вышел в другую горницу и, взяв саблю в дорогих ножнах, добытую у ляха в битве у Тушина, вышел на крыльцо.

Коня уже седлали, весь двор пришёл в движение, новость передавалась со скоростью летящей птицы. Лично проверив подпругу, Никита Иванович с помощью конюха взгромоздился в седло. Годы… А ведь, бывало, и без стремени взмывал на коня.

Путь до заставы много времени не занял, вся Балахна-то – две сотни дворов. Увиденное впечатлило. Впереди ехали на настоящих ляшских дестриэ два десятка стрельцов. Потом на таком же огромном вороном звере сидел юноша в богатых княжеских одеждах, справа от него гарцевал на буланом арабском жеребце подлинный лях. А затем… На самом деле, сотни полторы коней и не меньше двух десятков подвод, и по обочине дороги ещё и пешцы двигаются, вон, даже монашки с монахами. Что за переселение народов?

Воевода подъехал к заставе, и хоть был на коне, но получилось лишь снизу вверх поинтересоваться, придав голосу строгости:

– Кто такие?

Чуть раздвинув стрельцов, вперёд выехал тот самый юноша в княжеских одеждах и протянул свиток с печатью:

– Здрав будь, воевода, прости, не знаю имени-отчества. Я – Пётр Дмитриевич Пожарский, по царя и государя всея Руси Михаила Фёдоровича указу приехал принять новые отцовы вотчины и учинить в них порядок. Стрельцы мне в сопровождение посланы.

– Здрав будь, воевода, – выехал в стремя к княжичу один из стрельцов. – Мы с полка Афанасия Левшина, по царёву указу посланы беречь и оборонять от татей по дороге сына князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Я – десятник этого полка Козьма Шустов. Спешу доложить, что царёв указ нами выполнен, боярич доставлен в целости и в добром здравии.

– А что за монаси с вами, Козьма? – решил разговаривать не с отроком, а со взрослым воином воевода.

– То долгая история, господин воевода, мы же без роздыха больше двух седмиц добирались, четыре раза с татями сражались, пленных разбойников у нас больше двух десятков, и кони с утра не поены, не кормлены, монасей же мы отбили у разбойничьего атамана Ивана Сокола, подручного самого атамана Заруцкого, посаженного в Москве на кол за воровство.

– Изрядно. Что же делать мне с такой прорвой лошадей и людей? – покрутил головой Пушкин, осмысливая ситуацию.

Заговорил опять княжич. Был отрок сей боек на язык, и предложение его вызвало горячее одобрение воеводы.

– Разреши мне, Никита Иванович. Я долго раздумывал над тем, как быть с лошадьми. В отцовых вотчинах их в таком количестве сейчас не разместить, конюшни построить мы не успеем, зима на носу. Поэтому есть такое предложение. Кликни по Балахне и ближайшим сёлам, что если найдутся желающие до весны содержать на своём дворе одну лошадь, то я заплачу ему для прокорма рубль серебром, а коли это будет кобыла, и приведёт он её мне на случку с ляшскими дестриэ или, вон, с арабом, то через полтора года получит жеребёнка от них бесплатно. Как думаешь, воевода, сыщутся ли охотники на такое?

– Как же не сыщутся, думаю, желающих изрядно найдётся, да я и сам пару кобылок возьму. С жеребцами, думаю, будет сложнее, но рубль – большие деньги, на прокорм до весны точно хватит. – Воевода повернулся к подьячему Симанову, крутящемуся здесь же.

– Подожди, Никита Иванович, ещё не всё. Люди грешны, и найдутся те, кто рубль возьмёт, а за скотиной ухаживать будет плохо, кормить одной травой да мякиной, свою же лошадь на те деньги станет кормить отборным овсом… – Княжич махнул рукой, показывая, как он скорбит, что есть ещё на Руси такие люди.

– Возможно сие. – Пушкин кивнул головой: не дурак княжич.

– Вот чтобы такого не было, объяви также, что вернувшие лошадь в изрядном состоянии весной получат от меня в подарок ещё рубль.

Воевода присвистнул.

– О, как. Хитро. Думаю теперь, что легко пристроим мы твой табун. А хватит ли рублей у тебя, Пётр Дмитриевич?

– Хватит. Дал мне государь на обзаведение и дорогу пятьсот рублёв, да столько же батюшка выделил.

Воевода ещё раз присвистнул. Деньжищи огромные. Да сам государь дал.

– Ещё, Никита Иванович, хочу у тебя попросить милости, – продолжил меж тем удивительный отрок.

– Говори, княжич, что в моих силах, пособлю. – Поди откажи такому, костей потом не соберёшь: Дмитрий Михайлович Пожарский зело крут.

– Думаю, что в новых отцовых вотчинах нет ни домов хороших, ни конюшен тёплых. Нужны мне плотники в изрядном количестве и материал, чтоб строиться.

Воевода прикинул свою выгоду из того, что сейчас сказал Пожарский. Это ведь прибыль в казну. Плотницкие артели заплатят налог с заработка. Купцы привезут лес и заплатят пятину, количество домов вырастет, а значит, вырастет и налог с дыма. Ну, и кроме того, и плотницкие артели, и купцы поделятся с ним, Пушкиным, за хороший заказ. Ох, как хорошо, что пожаловал сюда этот вьюноша.

– Сколько же надо будет тебе плотников, Пётр Дмитриевич? – Пушкин сиял, как начищенный пятак. – С десяток?

– С сотню. Построить терем мне, построить монастырь, построить конюшни на сотню лошадей, а потом ещё на пару сотен, построить овчарни для овец, построить амбары для зерна, построить дома для приехавших со мною и ещё всего изрядно.

По мере того как Пётр говорил, лицо воеводы вытягивалось, он только сейчас начал осознавать, как изменится жизнь вверенного ему уезда в самое ближайшее время.

Никита Иванович Пушкин был трудяга и назначение его на должность воеводы мелкого уезда в глухой провинции расценил не как ссылку, а как возможность проявить себя. Вот он, случай. Это даже не Бог послал. Это путь наверх к гораздо более серьёзным должностям. Только надо всё сделать хорошо. Лично заняться распределением лошадей, чтобы и в самом деле не достались нерадивым хозяевам. Да и себе взять не две, а четыре кобылки, чай найдёт деньжонки на расширение конюшни. Зато через полтора года у него будет