Шрифт:
Закладка:
Рублей восемьдесят дадут наверняка. А по сегодняшнему времени, это не сказать, чтобы много, но для скромной жизни вполне хватит. Учитывая, что у нас свой дом и имеется приусадебный участок, можно будет разбить огород, а это тоже плюс. Правда картошку здесь не сажают, не особо она здесь растет, но все остальные овощи, да и фрукты, тоже были бы к месту.
С этими мыслями я окрыленный побежал в школу, не забыв перед уходом перебрать свою сумку, оставив в столе, большую часть сигарет, обе общие тетради и один набор цветных шариковых ручек. Немного подумав сунул в дальний угол письменного стола и большую часть денег, которая не легла в тайник на дне сумки, оставив себе только пять рублей, на непредвиденные расходы. Потом на мгновение задумавшись, вышел в общую комнату и достав из шкафа свое свидетельство о рождении, почему-то решил, что будет гораздо лучше если оно все время будет со мной. Именно поэтому сунул его к деньгам находящимся в школьной сумке. Честно говоря даже не могу назвать причину, почему я так поступил.
В школе было все по-прежнему, меня не особенно донимали, да и я тоже старался не выступать сверх необходимого, итак вчера нарисовался, не сотрешь. Поэтому лучше на время затихнуть. Правда затихнуть надолго не получилось. Знания будущего из меня так и перли, и я сорвался на математике, которая шла последним уроком, высказав, что всю таблицу умножения можно не учить, потому, что, например, умножение на девять легко считается на пальцах. Точнее даже не считается, а показывается.
— Как это так, — удивленно провозгласила наша учительница по математике и геометрии. Татьяна Евгеньевна, которая только-только закончила пединститут, и преподавала первый год.
— Да все просто. — Воскликнул я. — Могу показать.
— Ну покажи. — Несколько настороженно предложила она. Все же до сих пор меня считали здесь за некоего хулигана, не желающего особенно учиться и потому к моим словам относились с некоторой опаской. Кто его знает, что у меня на уме. Я конечно еще не был тем Вовочкой из анекдотов, что матерился на каждом слове, но и примерным учеником, меня тоже нельзя было назвать.
Выйдя к доске нарисовал для наглядности две руки с растопыренными пальцами. Конечно можно было предложить, чтобы каждый смотрел на свои собственные ладони, но чисто для наглядности, чтобы было более понятно, решил еще и нарисовать. Потом произнес:
— Положите перед собой на парту руки и растопырьте пальцы. Например, вам нужно умножить число «Три» на девять. На левой руке загибаем третий палец. — С этими словами я стер нарисованный трети палец левой руки на доске.
— Теперь считаем слева от загнутого пальца десятки, справа единицы. Сколько получилось.
— Двадцать семь! — Дружно и изумленно выдохнул класс.
— Теперь берем, например…
— Восемь! — тут же послышался чей-то голос.
— Давайте — Восемь. Третий палец возвращаем на место. — Я пририсовал его на доске. — А восьмой загибаем. Сколько насчитали?
— Семьдесят два⁈ — удивленно-восхищенно произнесли все. Даже Татьяна Евгеньевна, как я заметил, перебирает пальцы проверяя оставшуюся таблицу.
— Увы, это только для «девятки», но зато, пока целы пальцы, никто не ошибется.
Остальные уроки прошли в тишине и спокойствии. К концу дня я окрыленный возвращался домой, надеясь, что и там все будет в относительном порядке. Так оно в общем-то и оказалось. То есть мамашу взяли на работу, и уже с завтрашнего дня она должна была выйти на смену. Вопрос стоял только в том, получится это у нее или нет, потому, как уже сейчас, она вновь находилась подшофе.
— Ну надо же отметить удачное трудоустройство! — Воскликнула она, стоило мне поморщиться от ее выхлопа.
— Опять на отмечаешься, а мне на подножный корм переходить?
— Тебе не привыкать. — Пошутила она.
На этом пикировка и завершилась. В чем-то она была все же права. Расслабляться было рановато. Дни потекли более или менее ровно, маманя ходила на свою новую работу, проводила там большую часть дня, и, наверное, благодаря этому, кое как удерживалась от выпивки. Во всяком случае, в течении недели была достаточно трезвой. На то, что от нее постоянно несло перегаром, я старался не обращать внимания. Не может обходиться человек без того, чтобы не накатить, но держится в одной поре. Уж лучше так, чем возвращаться к тому, что было раньше.
Правда особых денег ее работа не приносила, но хотя бы хватало на питание, и то хлеб. Хотя в свете этого, я все же начал задумываться о том, что надо как-то приодеться. Все же ходить в обносках было откровенно стремно. В принципе в школе привыкли к моему виду и не обращали на это внимания, но и особенного сближения в плане общения или тем более дружбы, я не замечал. Ну а как дружить или общаться с человеком, от которого откровенно попахивает мягко говоря помойкой, или скорее залежалостью. Тем более что еще совсем недавно некоторые из одноклассников узнавали в моей одежде, свою старую. Правда после того как пару раз получили от прежнего Вовочки, по ушам, узнавание быстро завершилось, но дружбы это не добавило. Нет, явного запаха точно не было. Маманю заставить перестирать мою одежду было практически невозможно в силу того, что в будние дни, она кое-как себя сдерживала, отрываясь в выходные. И к вечеру субботы, проваливалась в беспамятство. Правда в воскресенье все же старалась прийти в себя отводя душу пивом, которое в виде двух банок закупала заранее, и весь день попивала именно его, передвигаясь по дому сомнамбулой, и не реагируя ни на какие внешние раздражители.
Поэтому попытавшись докричаться до нее пару раз, пришлось затевать стирку самому. Из-за чего выходные проводить дома, только потому, что больше одеть было нечего. Поневоле начал задумываться о походе в магазин. Достав из своего тайника пятьдесят рублей, зашел как-то в небольшой магазинчик находящийся на улице Навои, в центре нашего небольшого городка, торгующий одеждой. Увы стоило мне только попросить продавца показать брюки моего размера, висевшие за ее спиной, как сразу же услышал в ответ.
— Тебе сколько лет, мальчик?
— Двенадцать.
— Приходи с мамой.
— А самому нельзя?
— А завтра придет твоя мама, и
