«Что?» — бывший вождь развёл руками.

Старушка в красном капюшоне вытянула руку и показала жест, напоминающий европейскую вилку от розетки — указательный, средний и большой пальцы вперёд. Тот же жест показали ещё несколько человек. Фред не понял, и неловко повторил его. Все указывали на стену, в определённую точку. Обернувшись, Фред понял, чего они хотят: они подсказывали, как войти в башню.

«Вот чего они ждут».

Историческое событие, которое должно было неминуемо произойти. Вот оно. Возвращение легендарного вождя, основателя трёх империй. Великого завоевателя, которого одни обожествляли, другие — проклинали.

Фред обошёл башню-шестигранку со всех сторон, трижды. Нигде не было и намёка на дверь. Он пробовал прикладывать пальцы к щелям между блоками. Бесполезно. Наконец, он обратил внимание, куда именно указывают люди.

Нескоро вождя осенило, что надо делать. Запнувшись о торчащий обломок площадной плитки, он подошёл к стене с той стороны, что выходила прямо на широкую улицу, и приложил три пальца.

Трудно было поверить ощущениям, но камень нагрелся. Дальше больше — он размяк, пальцы начали проваливаться, как в пластилин. Затем он и вовсе стал вязким как тесто. Рука прошла по кисть. По локоть. Вот и по плечо поглотила руку серая масса. Камень теперь был жидким и почти неощутимым, но при этом не растекался и держался в воздухе. Фред задержал дыхание и сделал шаг вперёд. На несколько секунд всё его тело окунулось в каменный кисель. Нет, по ощущениям это был тот же камень, только вязкий. Ни одного следа ни на одежде, ни на коже, он не оставлял.

Вот и пустота. Фред подумал, что ослеп. Секунду спустя, Берроу понял — у него получилось. Он внутри, в башне. Прошёл в неё сквозь стену, как Дэвид Копперфильд. Отойдя на полшага, он ощутил уже знакомый твёрдый шероховатый холод. Стена застыла так же быстро, как до этого растаяла.

На миг стало страшно. Голоса людей исчезли. Пропали звуки, запахи, ветер и всякое движение.

«А вдруг я умер? Вдруг всё, что я видел — посмертные галлюцинации? Эти люди, этот город, этот Марк...»

Берроу прижался к стене.

«Я проснулся в гробу и скоро задохнусь».

Мысли о смерти захватили его голову, но тут впереди показалась маленькая вспышка. Свет. Показалась и исчезла, как последний отблеск надежды или посмертный рефлекс.

Вот огонёк загорелся вновь. Он обрёл очертания факела. Вскоре факел нарисовал руку, за ней — лицо. Худое, пучеглазое, с горбинкой на носу.

— П-пойдёмте, вождь. Н-нечего вам тут с-стоять, — сказало лицо. Глаза на нём выглядели взволнованными, бегали из стороны в сторону, словно видели что-то в темноте. — Идёмте, идёмте.

Вспомнив, что тело у него ещё не обратилось тленом, Фред последовал за факелом.

Лицо обросло шеей, руками, туловищем и ногами. Факел держал в руках не призрак и не ангел — обычный человек из кожи, мышц и костей.

— Сюда, во-вождь, — он повернул за угол.

Коридоры и лестницы казались бесконечными. Где-то высоко мелькали синие искры. Они смеялись девичьим смехом, играли и повторяли свои движения, рисуя то восьмёрку, то круг, то хаотичные линии.

— Кими-лими! Шэп-шэп! — крикнул не-ангел огонькам. Те умолкли, а вместо них зазвучали быстрые шаги по лестнице вниз. — Вот с-с-сюда, вождь.

Маленькую комнатку освещала единственная лампадка. Она окрашивала в жёлтый всю скромность обиталища — стол, стул, узкую кровать, котелок и корзинку с фруктами, овощами и булками.

— Присаживайтесь на плохой.

— Что, простите?

— Плохой... ой, в-виноват. Я иногда путаю произношение в энгелиш. Кровать!

Выяснилось, что смотритель просто перепутал английские слова «bad» — «плохой» и «bed» — «кровать». Хотя, по иронии, человек с факелом оказался недалёк от истины — кровать была ужасной: проваливалась и шаталась.

Человек с факелом занял скрипучий стул и повернулся к «вождю». В свете лампады стали видны капельки пота на лице смотрителя. Сам он оказался молодым человеком, не старше двадцати, с овальным лицом и добродушными карими глазами. Одет он был в чёрную хламиду и длинный красный шарф. Человек достал из корзинки узкую тыкву и два болгарских перца, из которых вынули всё содержимое. В перцы, ловко держа их одной рукой, смотритель налил что-то красное из тыквы. Один «стакан» он подал гостю своей скромной обители. Другой выпил сам. Довольно крякнув и закусив тем самым перцем из которого пил, человек расслабился и перестал заикаться. Щёки у него немного порозовели.

— Меня зовут Мэй. Как м-месяц на энгелиш. Я уже в седьмом поколении смотритель этой башни. Полное имя Лилмэи, но, я вас у-умоляю, зовите л-лучше Мэй.

— Я, наверное, Инкрим, — Фред протянул руку, но Мэй отшатнулся.

— Господь с вами, вождь! Мне ли не знать, кто вы такой?! Я всю жизнь только и делал, что репетировал эту встречу. А вышло, — он хлопнул себя по бокам. Как бы извиняясь, Мэй предложил яблоко. — Извините за мой энгелиш. Но и вы, возьмите меня правильно: вернулись так нежданно. Вас ожидали через месяц.

— Что поделать? Вот он я! — Фред сдержал хохоток от выражения «возьмите меня правильно». Он решил не отказываться от выпивки и опрокинул содержимое перца себе в глотку. Пойло, оказалось на редкость горьким. Впрочем, иного Фред не ожидал. Даже слопав этот перец, он не избавился от гадкого привкуса. Взяв яблоко, он откусил сразу половину. — Почему Марка здесь зовут Кайрилом?

— А он вам не сказал? Марк он только в Сата. Здесь его зовут Кайрил