— Таким, — спокойно ответил Дуглас, — два года назад он разрешил-таки деятельность политических партий, к выборам допустил других кандидатов и даже новую Конституцию принял. А недавно, чтобы поиграть в демократию, даже провел выборы. И, разумеется, победил, никто в этом и не сомневался. Конечно, выборы были просто спектаклем — заигрыванием перед Европой. И все страны эти выборы осудили. Но за все время правления, благодаря поддержке Франции, он создал самую боеспособную армию в Центральной Африке, которая целиком на его стороне. Поэтому никакие демократические силы в одиночку не смогут снести его, пока он устраивает своих патронов на Елисейских полях.

Дуглас замолчал. Абрамс тоже. Молчание затянулось. Мысли лейтенанта метались, голова была готова взорваться от вариантов спасения, которые он сразу же отметал один за другим, как невыполнимые. Дуглас решил дать лейтенанту время, чтобы та информация, которую он выдал, смогла уместиться у того в голове. Чем дольше длилась тишина, тем беспомощнее становился взгляд Абрамса, тем больше он сутулился, походя уже не на бравого военного, а на потерявшего жизненные соки старичка. Дуглас искоса наблюдал за ним, стараясь понять, насколько можно доверить ему тот план, который он уже продумал, и оставалось лишь обсудить детали. На лейтенанта было жалко смотреть, но советник не торопился нарушать тишину, стараясь усилить трагичность паузы в разговоре. Наконец, лейтенант заговорил:

— Но сэр, неужели не найдется никакого дипломатического решения? Ведь что-то может быть, должно быть? — тут же исправился он.

— Нет, только не в этом случае. Мы можем говорить о состоянии аффекта, о необходимой обороне, о том, что он гражданин Соединенных Штатов, но их аргументы будут сильнее наших: нанесение тяжких телесных повреждений лицам, находящимся при исполнении служебных обязанностей, сопротивление при аресте, не говоря уже о нанесении экономического ущерба владельцу бара. Одну только бутылку Джека бармен оценил в миллион франков — будто бы Сильванус Олимпио пил виски из этой бутылки после избрания его президентом в шестьдесят первом году и с тех пор она стояла у него, как память. Врет, конечно. Тем не менее, погром в баре твой сержант устроил знатный. А все вместе, и, тем более, срыв операции по захвату банды международных террористов, перекрывает все наши карты. Всего этого много, слишком много.

Он немного помолчал. Потом продолжил, испытующе глядя на лейтенанта:

— И очень долго придется встречаться, вести переговоры, ходить на заседания судов. Одной бумаги изведешь тонну, а времени — так вообще без счету. А его-то как раз у нас и нет. А лягушатники настолько заинтересованы в продолжении работы своего агента, что даже готовы поделиться с нами своим богатством — ресурсами своей колонии, и это, заметь, не разовая акция, а постоянное присутствие нашего бизнеса в стране, полностью находящейся в зоне французского капитала. Поэтому Дефендеру светит только одно — африканская тюрьма, ведь ради такого куска, как добыча таких необходимых нашей стране ресурсов, про одного человека, не являющего каким либо публичным лицом, можно и забыть.

Дуглас снова замолчал и стал наполнять стаканы холодной минералкой. Протянув один лейтенанту, он вкрадчиво сказал:

— Нет, парень, мы будем действовать по-другому.

Изменившийся тон голоса Дугласа благоприятно подействовал на Абрамса — лейтенант посмотрел на советника так, как собака смотрит на своего хозяина, прячущего за спиной котлету:

— Вы что-то придумали, сэр?

Советник вместо ответа приподнял стакан жестом, означающим тост, и выпил его до дна. Потом, подождав, пока лейтенант допьет воду, ответил:

— Да, есть кое-какие мысли. Но скажи мне вот что: как ты смотришь на то, чтобы провести маленькую диверсионную операцию?

Абрамс замешкался. Он понимал, что Дуглас ждет от него ответа о его готовности действовать. Действовать-то он был готов. Но диверсия? Против противника, ведущего боевые действия — да, несомненно: цель оправдывает средства. Но мы же не находимся в состоянии войны? Диверсия против кого? К чему это приведет? Неужели Дуглас хочет взорвать полицейский участок? Это уже слишком. Кроме материального ущерба, могут пострадать и люди. А что потом? Неужели Дуглас сошел с ума? Так ведь и до обвинения в терроризме недалеко.

Абрамс любил свою страну. Ту страну, в которой он родился и вырос, окончил школу и военное училище. Но собираясь стать военным, он мечтал о защите своей страны, защите свободы и независимости ее граждан, защите демократии, защите всех тех ценностей, которые записаны в Конституции и которые, вне всякого сомнения, близки всем людям. Потому, что эти ценности и составляют тот багаж демократии, о котором так любят говорить с высоких трибун, но часто забывают о нем, стоит только подвернуться выгодной сделке. И тогда уже сделка с совестью становится ключом в новое состояние, в котором свои ценности и интересы превалируют над ценностями и интересами всего остального мира. Так, со сделок со своей совестью, когда ее слабые возгласы подавлялись утверждениями о преимуществе одной нации над другими, рождался нацизм, так же рождается и терроризм. А Абрамс совершенно не хотел становиться на ту сторону, которая была противна его естеству.

Дуглас видел мучительные сомнения Абрамса. Он понимал, какие мысли после такого предложения носятся в голове зеленого лейтенанта. Но советник и сам не собирался толкать его на преступления, о которых подумал лейтенант. Дуглас сам разделял те же ценности. Поэтому, выждав время и не получив от лейтенанта ответа, советник решил раскрыть все карты:

— Расслабься, я не предлагаю тебе начинать войну, взрывать здания и стрелять без разбору направо и налево. Все намного проще. При этом я рассчитываю, что все дело обойдется только парой синяков. Никто не пострадает, твой сержант будет свободен, а это того стоит. Как считаешь?

— А как же… — Абрамс запнулся, пытаясь правильно сформулировать мысль.

— Что?

— Ну если узнают, что это мы Дефендера выкрали?

— Наши начальники?

— Нет, местные власти.

— А вот этого ни в коем случае не должно произойти. Нам надо будет отвести от себя подозрения. Свалим все на местных бандитов или еще на кого-нибудь. Им не привыкать — такие похищения для них обычное дело.

— А потом?

— А что потом? Ты и твои парни, как и раньше, будете служить здесь. Я тоже. А вот Дефендера придется отправить в Штаты — он окажется в розыске, и ему будет опасно оставаться здесь.

— Тогда я готов, сэр. Если это поможет делу, то я все сделаю.

— Хорошо. А если я тебе скажу, что французы обещали посодействовать в освобождении Дефендера после того, как все уляжется? Посидит три-четыре месяца, ну может быть, год, в африканской тюрьме, может умнее станет? — хитро глядя на лейтенанта спросил Дуглас.

— Но сэр, это, — попытался возразить