— О, да? И что он на это сказал? — спросил второй голос.

— Этот придурок ударил меня по поясу своим витисом и сказал, что теперь моя гребаная очередь, если он так говорил. Затем оптион отколотил меня за то, что я доставляю им неприятности. — Раздались еще проклятия.

— Всегда одно и то же, — сказал второй мужчина. — Так всегда было, и так всегда будет. Давайте просто напьемся и забудем об этой парочке.

— До завтра, а?

Еще одно проклятие.

Тулл взглянул на Фенестелу. — Как ты думаешь, они так говорят о нас?

Тот ухмыльнулся: — Вероятно.

— Я бы сказал, что ты прав, — признал Тулл с грустной усмешкой. — Но наши ребята всеже нас уважают.

— В противном случае они не последовали бы за тобой в бой так, как они это делают.

Гордыня вскипела в груди Тулла. — Вот за это и выпьем.

Они поприветствовали друг друга и осушили вино.

— За победу над иллирийцами, — сказал Фенестела.

Наполняя их чаши, Тулл громко произнес: — За победу Рима! Roma Victrix!

В один миг его крик подхватили. Раскатистые крики заполнили палатку. — Roma Victrix! Roma Victrix! За победу Рима! — Обняв друг друга за плечи, мужчины запели, пританцовывая. Вино проливалось, кубки разбивались под ногами.

Фенестела пошатнулся, когда кто-то столкнулся с ним. — Прямо как в старые времена, да?

Тулл ухмыльнулся.

— Видишь, что ты натворил? — Тон Октавии граничил с неодобрением. — У меня не хватит ни одной не разбитой чашки такими темпами.

Тулл встретил ее немигающий взгляд; — Такое ведь происходит каждый день, и я уверен, что твои цены учитывают битье посуды.

Ее губы дрогнули: — Возможно.

Тулл бросил горсть серебра. — Это на случай дополнительных расходов.

— В этом не было необходимости. — Однако, продолжая говорить, Октавия смела монеты со стойки.

— Этого хватит и на еще один кувшин, — сказал Тулл. — И на третий, если понадобится.

— Конечно, центурион. — С этими словами она ушла, крикнув одному из своих подчиненных, чтобы тот перестал чесать задницу и поработал.

— Клянусь, она моргнула глазками, — сказал Тулл.

Фенестела фыркнул: — Это в твоем бурном воображении. Выпей, лучше.

Они обнаружили дно своего кувшина, а затем взялись за третий. Мир к тому времени казался гораздо прекраснее. Пение становилось громче, а общая атмосфера — праздничнее. Октавия принесла еду: сыр, хлеб и жареные сосиски. Положение Тулла и Фенестелы у стойки было превосходным, и они с энтузиазмом набросились на блюда.

— Мне нужно отлить, — сказал Тулл.

— Мне тоже.

— Мы никогда не сможем вернуться, если уйдем. Может, нам пора пойти поспать?

— Звучит хорошо, — сказал Фенестела, добавив: — Мы определенно стареем.

Попрощавшись с Октавией, они протиснулись наружу. После влажной, потной атмосферы предыдущих нескольких часов прохладный воздух казался свежим и сладким. Над западным валом темнеющее небо светилось невероятным оттенком оранжевого пламени. Несколько звезд уже замерцали над головой. Не было ни малейшего дуновения ветерка.

Тулл, который был без плаща, поежился. — Утром может ударить мороз.

— Лишь бы не было снега, мне все равно.

Они шагали вдоль стенки «Кузницы», выбирая кратчайший путь к палаткам своей центурии. Отхожие траншеи были на пути, и эта мысль заставила Тулла вспомнить о Виндокомусе. Он снова проклял Непота и решил, что, если когда-нибудь представится возможность навредить трибуну, он ухватится за нее обеими руками.

— Поцелуй нас, — раздался громкий голос из-за угла палатки «Кузницы»,. — Меня и моего друга.

— Убери от меня свои грязные руки, мерзавец! — закричала женщина — Октавия.

Тулл и Фенестела обменялись встревоженными взглядами, а затем оба побежали. Они рванули за угол.

Октавия была прижата к куче пустых амфор, а два легионера преграждали ей путь к отступлению. Ворот ее платья был разорван, а лицо покраснело от гнева. — Отвали, — закричала она.

— Не будь такой недотрогой, милая, — сказал один легионер, протягивая к ней руку.

Октавия отмахнулась. Когда он снова бросился на нее, она развернулась и схватила маленькую амфору. Развернувшись, она ударила ею первого солдата по лицу. Тот упал, как овца, перед жертвенным алтарем. Его товарищ зарычал и схватился за амфору, пытаясь вырвать ее у нее. — Ты сука! — закричал он.

Тулл и Фенестела подошли к нему сзади. Фенестела схватила мужчину за локти и отдернул его. С усилием он повернул его лицом к Туллу, который тут же ударил его в солнечное сплетение, один раз, второй. Раздался звук «У-у-у-ф», когда легкие солдата опустели; только хватка Фенестелы удерживала его.

— Мне не нужна была помощь, — сказала Октавия, которая выглядела скорее разъяренной, чем напуганной.

Это был спорный момент, но Тулл решил не спорить. — С тобой все в порядке?

Она подняла воротник платья. — Со мной?

— Мои извинения за эту пару. — Тулл пнул мужчину, о которого она разбила амфору, и того который был без сознания. — Они будут сурово наказаны.

— Я так и подумала. — Она тепло улыбнулась ему. — Мне пора возвращаться к работе. Клиенты ждут.

Впечатленный ее хладнокровием, Тулл наблюдал, как Фенестела сбросил человека, которого он ударил, на его товарища. Последний даже не пошевелился, а первый лишь застонал. — Они пролежат здесь достаточно долго для того, чтобы мы нашли того, кто их знает, — сказал Тулл.

— Центурион.

Он повернул голову. Октавия остановилась у заднего входа в палатку: — Да?

— Спасибо! — и она ушла.

— Прекрасная женщина, — подумал Тулл.

Он достаточно легко опознал двух нападавших на Октавию, вытащив солдат из палатки «Кузницы» по двое и по трое, чтобы они взглянули на них. Сделав это, Тулл приказал оттащить эту парочку обратно к их палаткам, где он поговорил с их центурионом. Смущенный тем, что еще один офицер появился с двумя его людьми в таком виде, центурион пообещал, что они будут наказаны и надолго это запомнят. Тулл отдал ему оба пояса этих солдат и ушел.

Заметив Непота на обратном пути к своему месту стоянки, им пришлось пойти другим путем. В сопровождении своей обычной стайки штабных офицеров ядовитый трибун, казалось, совершал осмотр палаток различных подразделений.

— О, боги Аида, да он педант, —