Незнакомец заговорил снова, и на этот раз он соизволил сказать что-то новенькое:

— Нужно было бежать на кладах муир. Как я мог поверить, что холмы мне помогут?

Голос раздавался очень близко. Виктор отодвинул стоявшую на комоде вазу с давно завядшим сухим чертополохом. Ага, вот оно!

В стене за вазой обнаружилась небольшая кованая решетка: то ли воздуховод, то ли остаток древней печи. Он не помнил, была ли эта решетка тут раньше… Виктор схватил ручку и, торопливо макнув перо в чернильницу, записал новые слова.

— Кладах муир, — пробубнил он себе под нос, выводя буквы в тетради.

— Муир — сыто и голодно в одно и то же время, — сообщил голос, чем доказал теорию Виктора. Обе теории: незнакомец реагировал, но продолжал говорить сам с собой, и его шепот звучал из-за решетки. — Оно пожирает и выплевывает. Кейлех заманила Иарран Ри, предложив фион и фоскадх. Фоскадх. Фоскадх. Здесь нет фоскадх. Здесь лишь мбраих-денаис. Унижение и позор для Иарран Ри.

Виктор записал незнакомые слова, и вдруг его посетила мысль: «Постой-ка! Неужели это только что прозвучало твое имя?»

— Эй! — позвал он, приблизив губы прямо к решетке. — Вы там? Вы слышите меня? Иарран Ри?

— Иарран Ри попался, как глупый кролик, в силки шиннах. Кейлех поймала Иарран Ри.

Виктор понял: решетка и воздуховод за ней ведут в соседнюю комнату.

— Погодите, я сейчас!

Он шагнул к двери, застыл на секунду у порога (не произнесет ли голос что-нибудь еще?), после чего поспешно вышел в коридор. С его комнатой соседствовала гостевая спальня.

«Эх, — с грустью подумал Виктор. — Вот и вся тайна… За стенкой просто остановился кто-то из гостей, приехавших к празднику…»

И тем не менее нельзя же просто развернуться и уйти — нужно хотя бы сказать этому гостю, что его голос слышен в соседней комнате, а заодно… может, удастся узнать, о чем он там шепчет? И что за «кейлех»?

Виктор закусил губу и постучал в дверь. Никакого ответа. Виктор постучал снова. Все то же.

«Что делать? Вряд ли жилец гостевой комнаты обрадуется, если к нему кто-то неожиданно ввалится…»

Неожиданно Виктору вспомнились слова его шефа, господина редактора: «Настырность, настырность и еще раз настырность, Кэндл! Если ты будешь топтаться за дверью, то никогда не узнаешь ничего важного. Учись игнорировать чью-то там приватность, а еще — уклоняться от летящих в тебя башмаков…»

Виктор повернул ручку и приоткрыл дверь.

Комната встретила его пустотой и тишиной. Стоявшая там мебель пряталась под серыми чехлами, а кровать выставляла на обозрение голую полосатую перину, отбивая любое желание прилечь. Картины и зеркала на стенах были завешены, в углу угрюмо примостились скатанные в рулоны ковры. Заклеенное старыми газетами окно почти не пропускало света, но и так было видно, что в комнате все покрыто пылью, а квартируют в ней лишь дохлые мухи…

Но как же голос? Как же человек, шептавший из-за стены? Он должен быть здесь! Больше ему просто негде быть! Не живет же он в стене, в самом деле!

Виктор с разочарованием и мыслью «А на что ты надеялся? На приятную беседу?» закрыл дверь и уже собрался было вернуться к себе, когда из гостевой комнаты раздалось тоскливое:

— У Иарран Ри не было шансов. Даир не прорастет, пока его корни точит жаба. Пока из его ветвей кейлех вырезает метловище. Но в ночь, когда крона сплетется, Иарран Ри сбежит.

Виктор распахнул дверь. Все было по-прежнему. Никого.

— Что за шутки? Иарран Ри?

Комната не ответила.

— Иарран Ри? Где вы?

Голос смолк окончательно, и сколько Виктор ни пытался его спровоцировать на хоть какой-то ответ, так ничего и не добился.

Немного постояв на пороге, он вернулся в собственную комнату. Закрыв дверь спальни, Виктор сел на краешек кровати и принялся писать. Репортерская привычка все записывать не оставляла Виктора Кэндла и в родном доме. С чернильной ручкой в руке ему всегда думалось как-то легче, лихорадочные и сумбурные мысли замедляли свой бег и упорядочивались, а любые странности, оказываясь на бумаге, вроде как становились почти-почти понятными. Он надеялся, что и сейчас хоть что-то да прояснится.

Виктор записывал все, что услышал, время от времени замирая и бросая любопытные взгляды на решетку над комодом. Тайна непонятного шепота затянула его с головой. На какое-то время он и думать забыл о том, где находится и что его сюда привело…

Поскрипывало перо ручки, на каминной полке вновь тикали часы. А за окном ветер носил по улочке опавшие листья. На своем скрипучем велосипеде с корзинкой, полной позвякивающих бутылок, проехал старый молочник. Он покосился на затянутый плющом дом и поморщился. По другой стороне улицы прошел долговязый почтальон с сумкой на ремне. Он засунул в почтовый ящик Барнсов письмо, после чего достал из кармана шинели носовой платок и шумно высморкался. Глянул в платок — а там угольная пыль.

— Ну вот, опять… — раздраженно пробормотал почтальон и направился дальше.

Сонная улочка снова опустела, немного посопела дымом из каминной трубы дома Кэндлов и перевернулась на другой бок досыпать.

Меж старых сморщенных вязов разгуливал ветер. В парке было холодно и сыро, но Томми Кэндл этого не замечал. Он прятался за деревом и во все глаза глядел на возню у главного входа школы имени Губерта Мола. Последние ученики забирались в чрево ржавого желтого автобуса.

Когда внутрь, едва не застряв в дверях, протиснулся Тролль Бэрри, раздался знакомый хриплый голос:

— Все на месте?

Ему что-то ответили, и обладатель голоса рявкнул:

— Трогай, Уирджил!

Отвечал за посадку учеников и порядок в салоне школьного автобуса, естественно, мистер Грокх, отчего поездка редко когда бывала приятной.

Обычно Томми и Чарли устраивались на заднем сиденье, где всю дорогу строили планы и придумывали себе новые приключения, но сегодня у них были дела поважнее. Так что у юного Томаса Кэндла даже на миг не закралось мысли возвращаться домой в обществе двух дюжин надоевших ему еще за время занятий мальчишек и девчонок, а также злобного старика, который обычно так задымляет салон автобуса своей трубкой, что хочется кашлять, чихать и плакать.

Увидев, как желтая громадина, скрежеща и скрипя колесами, отходит от здания школы, Томми с облегчением вздохнул и улыбнулся. Ему все же удалось ускользнуть — старый хмырь его не заметил…

Томми немного выждал, пока автобус отъедет на достаточное расстояние, а затем выбрался из-за дерева и побрел вглубь парка. Не останавливаясь, он пнул ворох опавших листьев. Листья, желтые, красные и огненно-рыжие, разлетелись в стороны, вспорхнув причудливыми осенними птицами, пару мгновений покружились в воздухе, а после опали обратно на землю. Мисс Мэри как-то говорила, что эти листья…