Шрифт:
Закладка:
было у него определённого места, и так – до шестнадцати лет…
Фёкла к тому времени показала себя хорошей работницей у хозяина, на которого она батрачила. К тому же была она диво как хороша, выдал её хозяин за своего сына, и Фёдор к тому времени женился. Пошли мы как-то с тётей Таней на дальний огород, к вечеру возвращаемся. Смотрим издали – окно в хате распахнуто. Тётя мне шлёп по голове:
– Это ты окно не закрыла?
– Нет, тётечка, закрывала!
Заходим, а в горнице на лавке под окном сидят Федя с Васей, им тогда три-четыре года было. Я обрадовалась, обнимаю их, а тётя хмурится – ей уже сказали, что мачеха умерла и детей по родне раздали. Как быть? Своих бы бог дал выкормить. Народ заходит, сочувствуют. А мальчики такие славные! Сидят, притихли, чувствуют – судьба их решается. И решилась. В воскресенье опять собираются дядя с тётей в город, посадили с собой маленьких братьев. Мальчики плачут, а взрослые глаза прячут. Я прошусь с ними в город – не берут. Поехали они, а я с нашей собакой за ними бегу, долго
бежала! Уже лес начался. Дядя мне:
– Вернись! – а я бегу, братья на телеге плачут, тётя сердится. Стегнул дядя меня кнутом, отстала – дыхание зашлось. Вернулась домой, плачу. Окружили меня старушки, дети, утешают:
– Не плачь, скоро они обратно приедут и братишек привезут. – Да, приехали они действительно скоро, слишком скоро – не успели бы доехать даже до города, одни приехали. Я всегда думала, что остались братья в том лесу, а волков тогда мно-о-ого было. И про взрослых-то, встретившихся с волками, в то время рассказывали истории – одну страшнее другой. Однажды у дяди Прохора пошла горлом кровь, и он умер. Старший его сын Егор женился, тут стали раскулачивать, и батраков перестали нанимать, чтобы не прослыть кулаками. Не стало мне жизни никакой, пошла тётя Таня к председателю:
– Что мне с Нюркой делать? Дома работает, а в поле не может… – а тут к соседям гости приехали, посоветовали:
– Пусть едет в Челябинск, там устроится, – старший брат Фёдор говорит:
– Одна она не поедет, – забрал жену, ребёнка, сестру Фёклу, у которой недавно два ребёнка и муж умерли от тифа, и мы поехали искать счастья.
Попали мы в Златоуст, там большой металлургический завод был с царских времён, да и сейчас есть. В городе сажа, копоть, дым, снег чёрный, холод, квартиры нет…
– А давайте поедем в Ташкент! Есть, говорят, такой город в тёплых краях, – говорит Фёдор. Сказано – сделано, поехали. Действительно – всё теплее и теплее, просто теплынь стоит, даже жара. Приехали, вокруг узбеки – приветливые, доброжелательные, вежливые, ко всем обращаются «сестра», «брат». Купишь какой-нибудь пустяк – они руку к сердцу прижимают: «рахмат». Торгуют, сидя на земле, платки расстелили… Оставили мы шмотки
около них, и пошли искать работу.
Устроились в садах – урожай снимать яблок – целые вороха! Мы их складываем в ящики, грузим в телеги, и ешь – сколько хочешь! Мы и ели, растолстели все, жили прямо в поле – тепло, комаров нет. А что скорпионы, фаланги бегают – так пусть, у нас у каждого средство при себе в баночке имеется. Там в хлопковое масло сажают скорпиона, он, не видя выхода, жалит себя в голову – ИЗ РОТУ ЯД выходит (!) в масло, и это средство помогает, при укусе растирают им. Видят работодатели – не могу я тяжёлые ящики таскать, отказали мне, я пошла на вокзал. Захотела есть, купила лепёшку, немного молока, макаю и ем. Подходит богатая покупательница, я к ней:
– Тётя, вам не нужна нянька?
– Сейчас я тебя прям с базара возьму в дом!.. – я заплакала, а молочница говорит:
– Вы что, не видите, что она только из деревни? Вишь, какая смиренная!
Женщина решила меня взять, приводит в дом. Муж – начальник ГПУ, два ребёнка, собака. Говорит:
– Я няньку взяла, теперь работать пойду, – муж ругает её:
– Взяла неизвестно кого, без документов. Собирайся! – мне говорит. А мне что собирать, всё на мне. Посадили меня в машину, повезли в милицию. Стала я плакать, стёкла бить:
– Что я вам сделала, украла что-нибудь? Отпустите! – а там молодой адъютант был, успокаивает меня:
– Не бойся, тебе только документ выпишут! – завели меня к следователю особого отдела, спрашивают, когда я родилась. А я даже года не знаю. Стали они у меня руки рассматривать, определили: примерно с 1914-го, и число поставили – 14 февраля. Выписали мне паспорт и говорят:
– Теперь ты ташкентская гражданка. Вернулись мы назад. Хозяйка всё деревенское с меня сняла, одела по-городскому, и стала я выглядеть, как барышня, работаю. Жили они хорошо, и ко мне относились по-доброму. Как-то слушаю я патефон, вдруг телефон звонит, взяла трубку. Молодой мужской голос спрашивает кого-то.
– Нету, – говорю, – здесь таких, ошиблись!
– А что это за музыка?
– Пластинка, песня «За чашкой чая», – говорю.
– Ну-ка, дайте мне послушать… – приложила я трубку к пластинке, потом он спрашивает:
– А не могли бы мы встретиться?
– Я домработница.
– А я солдат, Василий Бабунин, прохожу в Ташкенте срочную службу.
Встретились мы, понравились друг другу, ходили вместе в театр, в кино, на танцы. В тот период член советского правительства Ворошилов побывал за границей, где его пригласили на танец, а он не смог – как корова на льду. Вернувшись, он рассказал об этом случае, и дал указание советской молодёжи учиться танцевать фокстрот, танго, вальс. Мой кавалер меня и конфетами угощает – «подушечками». А я у хозяев уже к шоколадным привыкла. Домой прихожу, смеюсь, говорю хозяйке:
– Смотрите, какими он меня конфетами угощает, – а она говорит:
– Видишь, какой он внимательный!
Хотел он на мне жениться, послал матери мою фотографию. Я хорошенькая, сижу в беретке. Думала, понравлюсь ей. А она даёт ответ: «Мне сноха в шляпе не нужна», осталась я без жениха. Но к тому времени для меня и другие возможности открылись – я познакомилась со многими людьми, ходила на занятия в спортивную секцию, и были у меня три подруги —
Даша, Дуся и Мотя, тоже няньки. Сговорились
