я хотел это отбросить, как раздался насмешливый голос палача: — Это всего лишь плащ. Под утро роса выпадет. Промокнешь.

— Я согласен, Пьер, — неожиданно вырвалось у меня.

— Теперь я для тебя, Клод, мастер.

— Как скажешь, мастер, — ответил я, заворачиваясь в плащ.

Стоило рано утром пробить церковным колоколам, как нам привезли завтрак. Жареная рыба, каша, хлеб, пиво. Поев, мы занялись приготовлениями к отъезду, при этом Монтре сильно удивился моему неумению запрягать лошадь, но высказываться по этому поводу не стал.

Полчаса езды по проселочной дороге, после чего мы выехали на основной тракт, идущий в направлении Тура, оказавшийся, к моему удивлению, столицей Франции. Сразу закралась мысль об альтернативном мире, но тут же выяснилось, что город Париж существует и до правления нынешнего короля выполнял роль столицы. Я облегченно вздохнул, но тут же решил, что для меня, с моими куцыми знаниями по истории, особой разницы нет.

Сунув мне в руки вожжи, Пьер удобно улегся в возке, заставив скорчиться у заднего бортика, в неудобной позе Жана. Поведение палача унижало парня и заставляло того дико злиться, причем не на него, а на меня, что было видно по его бешеным взглядам, которые я временами ловил на себе.

Пьер решил, раз дорога дальняя, значит есть время обучить меня основам ремесла, а заодно рассказать ему о некоторых аспектах и особенностях этой профессии. Надо отдать ему должное, он честно и объективно говорил как о плюсах, так и о минусах своей профессии, которых, как оказалось, было намного больше.

— … нас презирают, бояться и ненавидят, но мы, палачи, считаемся орудием справедливости среди мира, полного зла и насилия, — я уже хотел удивиться гладкой фразе с философским оттенком, как Монтре добавил. — Это не мои слова. Так мне сказал один умный человек, удостоивший меня своей беседой. Правда, хорошо сказано?

— Хорошо, — согласился я с ним. — А главное, правильно.

— А люди избегают меня, смотрят со страхом, словно я прокаженный, только ведь убиваю не я, а убивает закон, — в его словах была слышна горечь.

— Это люди, а как церковь смотрит на работу палача? — задал я осторожно вопрос.

— Святая церковь дает нам полное отпущение всех грехов, совершенных при правильном исполнении своих обязанностей и праведном образе жизни.

— Правильное исполнение обязанностей. Это как понять? — поинтересовался я, начиная понемногу интересоваться неизвестными мне нюансами, которыми, похожа, полна профессия палача.

— Это значит, что применять пытки я могу только по указанию судьи и ни в коем разе мне нельзя причинять боль пытаемому по собственной прихоти.

— Тут ваша совесть чиста?

— Я чист. Могу поклясться в этом перед самим господом Богом. Если я грешен, так только в том, что не до конца верю об уготованном мне месте в царстве Божьем. Ведь как не посмотри, я лишаю людей жизни, а одна из десяти заповедей гласит: не убий. Как тут быть? Да и люди, в своем большинстве говорят, что гореть мне в геенне огненной. Кому верить?

"Да, логики здесь никакой нет, но надо поддержать мужика".

— Скажи мне: кто ближе к Богу? Церковь или люди, которые выдумывают всякие гадости, потому что боятся тебя?

— Конечно, церковь.

— Вот тебе и ответ на твой вопрос.

— Да и я так понимаю. Головой и сердцем понимаю, что не сам казню преступников, а суд и закон, но иной раз слышу от людей обидные слова, и горечь обволакивает душу. Проклятье палача! Клеймо Сатаны! Все они верят, что, коснувшись меня, на них перейдет проклятье! Это неправильно! К тому же мне доводилось слышать, что в чужеземных странах совсем другое отношение к палачам. Да я сам разговаривал с негоциантом из вольного города Гамбурга и своими ушами слышал, как тот рассказывал, что их палач считается уважаемым человеком в городе, а если кто его и боится, так только нечистые на руку люди. У нас, во Франции, почему-то все по-другому, и никто не может мне сказать, почему так выходит.

В его голосе слышалась неприкрытая душевная боль, это вполне можно понять, но что мне было удивительно, так это слышать от человека подобной профессии довольно здравые рассуждения.

"Стереотип. Палач — тупое животное и тому подобное. Ага! Как же! Нате вам, получите палача — мыслителя!".

Монтре явно ждал реакции на свои слова, поэтому я отреагировал так, чтобы ему понравился мой ответ.

— Я тоже не знаю, — сказал я. — Но если подумать, то к наказанию приговаривают судьи, а ты, мастер, выполняешь только то, что тебе скажут. Это же очевидно.

— Вот ты понимаешь, а другие нет. Им проще назвать меня убийцей. Они говорят, что я проклят, что попаду в ад, а стоит глашатаю объявить о казни на площади, как все эти добрые и уважаемые люди, которые так думают про себя, начинают об этом судачить, при этом с нетерпением ожидая дня казни. Как можно после этого говорить о справедливости?

Монтре видимо нравился мой живой интерес к тому, что он говорил, этому еще способствовало вино, которое он, время от времени, прихлебывал из фляги. Только я собрался ему посочувствовать, как он снова заговорил: — И если бы только ругали, а то ведь даже напали, хотели убить.

Вот этому заявлению я даже не удивился, при подобном отношении народа к палачу. Тут что сумасшедших мало? Увидел палача, в мозгах перемкнуло и схватился за нож, который, кстати, как я уже заметил, здесь носят многие.

— Может они просто хотели ограбить человека, не зная, кто он? — поинтересовался я.

— Это случилось два года назад, в канун дня всех святых. Я возвращался домой, когда на меня набросились двое грабителей. Один был с дубинкой, а другой с ножом. Я схватился за дубинку, без которой не выхожу в город, отбил удар, потом другой и вдруг вижу, как мне за спину заходит второй головорез с ножом. Понял, что дело плохо, бросился вперед, крича и зовя на помощь, что есть мочи. От неожиданности грабитель с дубинкой сделал быстрый шаг назад, не заметил, вступил в кучу свежего конского навоза, поскользнулся и упал. Я только успел ударить его дубинкой по голове, как на меня напал грабитель с ножом. Подставил под лезвие левую руку, а сам ударил его дубинкой. Злодей сумел увернуться, но я все же задел его по плечу. Он закричал и тут подоспела городская стража. Они проходили неподалеку и услышали мой крик. Вор с ножом сумел убежать, а второго, которого оглушил, забрала городская стража. На следующий день мы с ним снова встретились, но уже в