И вот помянула Арина в разговоре с Фёдором дочку, рано из дому упорхнувшую, словно почуяла встречу скорую, а она – тут как тут, на пороге! На другой день, только передохнули Саяпины от долгожданной радости, – нате вам: объявились Черныхи. Утренним пароходом, всё семейство, ещё и друга прихватили.

– Батюшки светы! – ахнула Арина Григорьевна, открыв калитку, которую с недавнего времени стали на ночь запирать от лихих людей.

Впереди стояла улыбающаяся Еленка с белым свёртком на руках, за её спиной скалил зубы под чёрными усами Павел с чемоданами, и какой-то бородатый хмуроглазый мужик стоял.

– Федя, Ваня, – заголосила Арина, отступая и то прижимая руки к груди, то сразу обеими приглашая нежданных гостей входить, – гляньте, кто пожаловал! Настя, папаша!..

Из дома во двор посыпались кое-как одетые Саяпины. С криками: «О-о! Нашего полку прибыло!» – заобнимали, зацеловали Черныхов. Из соседней усадьбы прибежала бабушка Таня, тоже закудахтала. Арина Григорьевна перехватила у Еленки белый свёрток, раскрыла конвертик и заворковала:

– А кто это у нас тут такой хорошенький? А у кого это глазки голубенькие? А волосики-то чёрненькие, а носик-то пупырышкой?

Обитателю свёртка, видимо, оценка носика не понравилась, и по двору разнёсся басовитый рёв. Еленка вырвалась из объятий бабушки Тани, ринулась к своему чаду:

– Кака-така пупырышка? Где ты пупырышку увидала?!

Она отобрала у матери свёрток, прижала к груди, и рёв мгновенно прекратился. Арина с восхищением смотрела на дочь:

– Мамка! Как есть мамка! Красава!

Все окружили их, Саяпины старались заглянуть в конвертик, одобрительно цокнуть языком, а Еленка раскраснелась, довольная, слегка покачивала драгоценный кулёк; цветастый платок, покрывавший голову, сполз на плечи, золотые волосы сияли под утренним солнцем, и бабушка Таня, стоявшая рядом с Ариной, сказала негромко:

– Богородица, да и только!

– Чё? – очнулась от любования дочерью Арина.

– Прям Богородица наша Еленка, – повторила бабушка.

– Ну, ты скажешь, мамань! – слабо возразила Арина, а сама подумала: «И верно, вылитая Богородица. Хоть икону пиши, не хуже Албазинской получится».

Последним к свёртку подошёл дед Кузьма, тоже довольно цокнул и спросил:

– Ну, и как кличут это чудо-чудное?

– Ванечка! – чуть слышно отозвалась смущённая Еленка.

– Как-как?

– Иваном его кличут, – громко сказал Павел. – Иван Павлович Черных!

– Это в честь меня? – обрадовался Иван. – Вот не ожидал! Спасибо!

Во всё время этой суматохи спутник Черныхов стоял в стороне с небольшим чемоданчиком в руке и с улыбкой наблюдал за происходящим. К нему подошёл Фёдор:

– Еле узнал тебя в бороде. Здорово, Митрий!

– Здравствуй, Фёдор.

Они обнялись. Фёдор обратился ко всем:

– Прошу любить и жаловать. Это – Дмитрий Иванович Вагранов, наш с Ваней старый боевой товарищ. А это, Митя, мои самые что ни на есть ближайшие: батя Кузьма Потапович, тёща Татьяна Михайловна, супруга моя дорогая Арина Григорьевна и невестушка Анастасия Степановна. Есть внук, Кузя маленький, но он, пожалуй, ещё спит в теремке без задних ног. И давайте-ка, бабоньки мои ро́дные, беритесь за дело. Всем есть хочется! Ваня, тащи Кузину люльку, Ваню маленького положим, приглядывать будем. А мне с Митей да Пашей поговорить надобно. Ну и, конечно, батя с нами.

Все разбежались, занялись чем указано. Ванюшку в люльке устроили в тенёчке, а Фёдор с отцом и сыном и Павел с Дмитрием заняли скамью под клёном. Еле уместились. Саяпины достали трубки, а приезжие заявили, что не курят.

– Мы – не казаки, – сказал с усмешкой Павел.

– Да как же так… – попытался оспорить Иван, но дед Кузьма цыкнул на него:

– Человек сам решат, какого он роду-племени.

– Ладно вам, – остановил начавшуюся было свару Фёдор. – Дело есть поважней. И перво наперво вопрос к вам, Паша и Митя: чего ради вы тут объявились?

– Ну, ты не загинай: чего ради, чего ради! – запыхтел дымом дед Кузьма. – Пашка всё ж таки зять твой, внука привёз…

– Погоди, батя. Митя мне тоже не чужой. Можа, роднее Павла… – Фёдор помолчал и вздохнул: – Их полиция ищет. Я в Хабаровске случа́ем узнал.

– Ты в своём уме? – Дед поперхнулся дымом и закашлялся. – Чё они, нагрезили чего? Не воры, поди.

– А вот кто они, пущай сами скажут.

Павел с Дмитрием переглянулись, Вагранов кашлянул в кулак.

– Мы, конечно, не воры. Но вы, наверно, знаете, что в России революция, что девятого января царские войска расстреляли рабочих, которые с жёнами и детьми шли к царю с просьбой о помощи…

– Чё такое? – вскинулся дед Кузьма. – Да быть того не могёт, чтобы царь-батюшка…

– Тихо, батя, тихо, – остановил отца Фёдор. Глянул на Ивана – тот от сказанного Дмитрием просто остолбенел: то ли тоже ничего не знал, то ли за царя оскорбился – и продолжил: – По всей России народ бунтует, где-то больше, где-то меньше. Обнищали люди из-за войны, голодают… У нас, я слыхал, рабочие на заводах тоже бастуют.

– Дык они часто недовольны: платят, мол, мало. Казаки в станицах тож поразорялись. Служба. Одни бабы да малолетки на хозяйстве.

– Вот видите, – сказал Павел. – Мы с Дмитрий Иванычем в мастерских железнодорожных насмотрелись. Люди за гроши мантулят, а хозяева только подгоняют: давай, давай!.. А царь…

– Царя не трожь! – Это сказал уже Фёдор. – Нас много, а он – один. Губернаторов и то, почитай с полусотню, а чиновников вообще не счесть, и все воруют да обманывают. Чё ж он один-то против них? Ему помогать надобно.

– Разогнал бы всю эту камарилью, – усмехнулся Вагранов. – Власть-то у него самодержавная: что хочу, то и ворочу. Войну с япошками затеял, сколько народу положили, а ради чего? Они там капиталы нажили на крови народной, а помазанник Божий ни при чём? Если он возле себя терпит всякую сволочь, да ещё и потакает им, кто ж тогда он сам? Так что бросьте, товарищи, его защищать! Лучше оглянитесь на своих казаков. У вас вон дом крестовый, с подклетью, даже с мансардой, хлева, амбары, огород богатый, а они порой на хлебе да воде, в избушках засыпных, дранью крытых, а то и в землянках, как первопоселенцы.

– Мы с Татьяной первопоселенцы, и чё? – возник дед Кузьма. – Живём теперича как люди, в своих домах. Не в хоромах, а всё ж таки! Работать надобно, а не фазанов гонять.

– Теперь понятно, почто вас полиция ищет, – криво улыбнулся Фёдор. – А нам-то чё делать? Мы, поди-ка, присягу давали верой и правдой служить царю и Отечеству. По этой присяге мы должны вас скрутить и сдать власти.

– Поступайте, как совесть велит, – сказал Дмитрий, а Павел кивнул, подтверждая слова старшего товарища.

– Эй, мужья и гости дорогие, – позвала Арина, – давайте к столу. Опосля