– Я добрый, – ухмыляюсь я.

– Или врун.

– Одно из двух, ага.

Она задумчиво кусает нижнюю губу, а я ничего не могу поделать и опять смотрю на этот аккуратный нежный ротик. Теперь я знаю, какие на вкус ее губы. Зачем я это знаю? Что я, блядь, теперь должен с этим делать?

– Я думаю, тебе нужен нормальный инструктор, и все получится, – говорю я на этот раз серьезно, – Могу поискать. Я, как мы выяснили, на эту роль не подхожу, потому что капец как пересрался, если честно.

– За нас? – она слабо улыбается. – Или за машину?

– Все вместе, – киваю я.

И, блядь, да – я реально думал, что после этой поездки останусь седым. Когда Нюта говорила, что ей плохо дается вождение, я даже не думал, что НАСТОЛЬКО!

А еще я не мог нормально следить за дорожной ситуацией, потому что видел, как сильно она нервничает и боится, и думал только о том, как ее успокоить. Защитить.

Почему эти инстинкты пробуждаются именно рядом с Нютой? Почему не рядом с моей невестой, которая тоже нежная и красивая девушка?

Я включаю погромче музыку, чтобы не нужно было разговаривать, и прибавляю скорость. Чем быстрее я довезу Нюту до дома и остыну, тем лучше.

Но когда мы подъезжаем к их коттеджу и я привычно заруливаю на парковку, меня ждет сюрприз. Моя красавица-невеста, которая выбегает на крыльцо дома. Видимо, заметила нас в окно.

– Ярик, любимый мой, я так соскучилась! – я не успеваю выйти из машины, как она уже бросается мне на шею. Я машинально обнимаю ее, а сам спиной чувствую взгляд Нюты. И почему-то сейчас чувствую себя виноватым перед ней! Перед ней, а не перед своей невестой.

– Привет, – я ласково улыбаюсь Леле, но не могу сейчас поцеловать ее. Физически не могу! Не при Нюте!

– А что ты так долго? – обиженно надувает губки Леля. – Ты разве не до шести?

– Меня задержал Георгий Исаевич, – вдруг вступает в разговор Нюта. У нее холодный напряженный голос. – Я уже извинилась перед Яром.

– Капец, – вздыхает Леля. – Хорошо, что все это скоро кончится.

– Кончится? – вопросительно приподнимаю я бровь.

– Утвердили нового водителя, – объясняет она. – Он со следующей недели выйдет на работу, и ты наконец перестанешь быть таксистом для этой дурочки.

Я не знаю, от чего меня дергает сильнее. От того, что мы скоро перестанем видеться с Нютой или от того, как Леля разговаривает с сестрой.

Меня серьезно выбешивает, что она так легко бросает оскорбления в ее адрес и к тому же говорит о ней в третьем лице.

– Малыш, – с мягкостью, под которой спрятан металл, говорю я. – В моей семье никто не позволяет себе так высказываться о своих родных. Особенно в лицо. Будет круто, если ты начнешь привыкать к этим правилам, раз ты скоро станешь Горчаковой.

Леля вздрагивает, будто от удара. Ее идеальные скулы некрасиво краснеют.

Нюта тоже почему-то съёживается и, быстро пробормотав то ли слова благодарности, то ли прощания, исчезает за дверью.

Леля провожает ее злым взглядом.

– Ты сейчас серьезно, Ярик? – спрашивает она.

– Более чем. Моя жена должна уметь сохранять самообладание, – сухо говорю я. – И быть образцом выдержки и хорошего тона.

– Поняла, учту, – через паузу кивает Леля. А потом протяжно вздыхает и жмется ко мне, пристраивая голову мне на грудь. – Поехали сегодня к тебе, Ярик? Я правда ужасно соскучилась.

Я не могу ей отказать. Это бы выглядело странно.

Но больше всего на свете я сейчас хочу догнать Нюту и обнять ее.

Кажется, я в заднице. В полной и абсолютной заднице.

Глава 9. Ультрамарин

– Последний раз, да? – спрашивает Яр, когда я сажусь к нему в машину на переднее сиденье.

– Да, со следующей недели меня будет возить водитель, – я стараюсь не смотреть на него. – Так что всем будет проще.

– Проще, – эхом отзывается Яр и больше ничего не говорит, просто включает музыку погромче. И я ему за это благодарна.

Потому что если бы мы начали разговаривать, я могла бы сказать что-нибудь странное. Например, спросить, любит ли он мою сестру. Или сказать, что меня никто не целовал до него. И что этот поцелуй теперь всегда со мной, я как будто до сих пор ощущаю на своих губах его твердые уверенные губы, чувствую, как внутрь моего рта проникает его горячий язык и делает со мной что-то странное, превращая всю меня, все мое тело в жидкий огонь.

А еще я могла бы поделиться, что в тот момент, когда сестра повисла на шее у Яра, мне стало так больно, как будто в груди провернули нож. А когда она села к нему в машину – на то место, где только что сидела я! – весь мир вокруг меня потемнел, словно перед грозой. И я очень старалась не плакать, но все же расплакалась, когда добежала до своей комнаты.

Я ужасный человек. Я ужасный человек, потому что думаю про Яра так, как не имею права думать. Он женится на моей сестре. Скоро.

А я буду усердно трудиться и уеду учиться в Лондон. Тоже скоро.

Там будет много классных, интересных, близких мне по духу людей, и там я обязательно влюблюсь в хорошего человека. И нет, у него не будет таких пронзительно синих глаз, такой насмешливой улыбки, таких красивых рук и плеч, таких острых, на грани шуток и такой неожиданной заботы в низком голосе, но это неважно. Совсем-совсем неважно.

Хорошо, что мы скоро перестанем видеться с Яром.

Очень хорошо.

– Ты до половины шестого? – спрашивает он, когда подвозит меня к знакомому подъезду.

– Да, как обычно.

– Хорошо.

И больше ни слова.

Георгий Исаевич встречает меня с радостным нетерпением и объявляет, что сегодня мы попробуем три разных техники портрета, а